Евгений Осокин - Тайна Зыбуна

— А кто ж полковника кокнул? — с недоверием прищурился Санька, уже невозмутимо нажевывающий серу.

— На костях у него следов пули нет.

— А в сердце костей не бывает.

— Ты думаешь, он сам себя? Этого не могло быть, — авторитетно заключил Володька.

— А я и не сказал, что сам! — горячо запротестовал Санька. — На ремне Епишки — видите, он расстегнут! — и висела эта фляжка со спиртом. Полковник снял ее, отвинтил — видите? — и тут же хлебнул. Все же проводника своего убил, не собаку. Хлебнул спирту, да тут и трахнулся чуть не на Епишку. Спирт был отравлен… очень таким ядом… Иначе он хоть отполз бы от мертвого Епишки. И фляжка — видите — так и валяется под ним.

Но тут сразу и Хасан, и Володька засыпали Саньку вопросами. А где же тогда золото? И откуда у немого яд, да еще такой сильный? Кто ему дал, где когда, зачем? Знал ли он, что спирт отравлен?

— Этого я не знаю, — откровенно развел руками Санька.

Хасан с удивлением посмотрел на Саньку и, пожалуй, с уважением за это необъяснимое умение его фантазировать так, что не хочешь, а веришь. И даже когда чувствуешь, что вранье, хочется верить. Или придумать что-нибудь о том же самому. Нет, не зря Саньку назвали Ходячей гипотезой!

Неожиданная находка отодвинула было озеро на второй план. Теперь, когда история гибели полковника была установлена Санькой и принята Володькой и Хасаном, все тотчас вспомнили об озере. Но Володьку уже не манили тайны Зыбуна.

— Поись бы чего, — жалобно протянул он.

Остро ощутил голод и Санька. Договорились сначала пойти добыть что-нибудь поесть. Хасан распределил обязанности. Он пойдет на охоту. Володька с удочкой отправится на ближнее «холодное» озеро, а Санька к лесу, разведет костер и на всякий случай сварит грибовницу.

— Долго, — вздохнул Санька.

Володька грустно посмотрел на Хасана.

Хасан почесал затылок. Все ясно! Все «за»!

И ребята мужественно съели последний сухарь. Оставался НЗ — печеночный паштет — да немного сахара и соль.

Приближение грозы заставило Степана искать убежища в кедраче. Дождь начавшийся неожиданно, захватил его в пути. В одну минуту он промок до нитки и хотел вернуться — теперь, мол, все равно, но до кедрача добежал, чтобы обдумать все спокойно под защитой могучих кедровых лап. Ход его мыслей был, примерно, таков.

Гроза захватила ребят где-то на Зыбуне; возможно, они заплутали надолго. Во всяком случае сейчас по моховым болотам и трясинам идти нельзя, пока не рассосутся, не испарятся дождевые лужи. Это задержит ребят на сутки, не меньше. Зачем ему сидеть в сырой ложбине, мокрым? Чего доброго, еще схватишь воспаление легких. Он решил развести костер, обсушиться, сварить обед. Чтобы дым не был виден с Зыбуна, когда гроза кончилась, Степан ушел на западный склон гряды, за кедрач. Здесь он сварил суп с консервами. Солнце, тепло костра да сытная горячая пища после трехдневной еды всухомятку и холодного душа разморили усталое тело Степана, и он так уснул, что не услышал даже выстрела, которым Хасан убил белку. Впрочем, до ребят было не меньше двух километров, а в лесу, особенно днем, звуки далеко не распространяются.

Степан проснулся лишь под вечер. Голодный, но готовый бодрствовать хоть всю ночь.

Вечером Санька подозрительно часто и долго пробовал грибницу — на соль, на готовность и просто так, вкусна ли. На второе и третье предполагался чай…

К НЗ, однако, не притронулись.

— Я слышал, что глубоко-глубоко в земле огромная-огромная жара, такая, что даже металлы и камни кипят, — заговорил вспотевший у костра Хасан. Санька понял, к чему он клонит, перебил:

— А, знаете, вдруг с миллион лет назад был здесь горный хребет, вроде подводного хребта Ломоносова [7] Подводный хребет в Ледовитом океане. , а потом он осел, опустился, как Атлантида [8] По древнему преданию, огромный остров в Атлантическом океане, населенный культурным и могучим племенем атлантов, который в результате землетрясения погрузился в океан. , и осталась над землей только самая верхушка его. А оседая, разломился он, и по трещинам пошел вверх пар, горячая вода. В земле воды этой — реки. И может, когда-нибудь откроют на земле еще один, подземный, кипящий океан…

Он говорил, глядя куда-то поверх голов ребят, словно и впрямь видел все, о чем рассказывал.

За дровами идти никому не хотелось. С горем пополам вскипятили чай. Медленно, молча тянули пахнущую прелыми листьями воду.

— Надо бы весь сахар в НЗ, — запоздало посоветовал Володька. «Ну что бы взять кусок вяленой нельмы!» — думал Санька.

— Мяса бы сухого, — вздохнул Хасан.

— Давайте рассказывать анекдоты, — предложил Володька. Он озорно и весело заглянул в лицо одному, другому. — Чай с анекдотами! Здорово!

— Я не знаю анекдотов, — смутился Санька. — Но запоминаю их, — поправился он.

Солнце тихо сползло за согру, золотя лишь верхушки ив. Припорошенные золой, медленно дотлевали угли. Остатки чая остывали в кружках.

— Ребята! Вспомнил! Летчик рассказывал, — вдруг воскликнул Санька и от волнения даже разлил чай. — Слушайте. «Однажды самолет догнал маленький зеленый вертолет, сбавил скорость и говорит ему:

— Эй, братец, кто ж так изуродовал тебя? Чего доброго, орел примет тебя за жирную стрекозу и проглотит.

Самолет захохотал, но вдруг почувствовал, что горючее кончилось. Он сделал круг, другой и врезался в болото. Повис над мим вертолет и спрашивает:

— Что ж ты, братец, при твоей красоте и скорости сел в вонючую лужу?

Но никто ему не ответил: внизу лежала лишь груда металла…»

Мечтая стать летчиком, Санька не первый раз выказывал свое преклонение перед вертолетами, но почему-то только сейчас Хасану показалось это нарочитым, рисовкой: подумаешь, летчик нашелся! Где-то в глубине души давно жило чувство обиды за тайгу, за профессию отцов и дедов, неуважение к которой сквозило в Санькином увлечении. Поначалу Хасан намеревался было рассказать веселую историю о трусливом медведе, но это новое чувство воскресило в памяти полузабытую притчу о куропатке, изменившей своему племени.

Сумерки сгущались. Все быстрее прорезывались в небе звездочки. Приглушенней и все-таки громче обычного зазвучал на притихшем болоте неунывающий голос Хасана:

— В сетях, растянутых для просушки, рыбак поймал куропатку. Заплакала она и говорит: «Не убивай меня, и я заманю в твои сети очень много куропаток». Рыбак ответил: «Я хотел освободить тебя, в это время люди не ловят полезных птиц. Но ты сейчас умрешь, потому что ради спасения собственной шкуры предаешь свое племя». И рыбак свернул ей шею…

— Крекс! Фур-c-cl — донеслось из-за согры.

— Дергача кто-то спугнул, — прошептал Володька.