Сергей Давыдов - Санаторий доктора Волкова

— Чего им только тут надо? — каждый раз спрашивал дядя Володя, старик слесарь, самый ворчливый человек в бригаде. — Вот лупят, снаряды тратят зря!

— Пусть стреляют. Людей на территории нет. Зато меньше городу достанется.

— Могут быть люди, — возразил Волкову Корсаков. Из-за астмы он говорил медленно. — На той стороне осталось немного станков. Когда был ток, там еще работали. Может, прячутся вроде нас. Надо бы там посмотреть.

— Я не знал... Я должен туда сходить, — встревожился Волков.

— Не-ет... в вашем положении, куда уж!

— Но там сегодня рвались снаряды!

— Они там всегда рвутся, — раздался бас токаря Багрова. В темноте Волков научился их всех узнавать по голосам. — Чего там болтаться тебе? Головы не жалко?

— Помолчал бы, дурак, — беззлобно обрезал Багрова дядя Володя. Волков открыл дверцу печи и при свете пляшущего огня полез в свой сундук. Он отобрал в сумку бинты, йод, нашатырный спирт, жгуты и сказал как можно беззаботней:

— Пройдусь...

Ему загородил дорогу Корсаков.

— Борис Федорович, обстрел. Вы понимаете, надеюсь...

— Откройте мне двери. У меня одна рука, — сказал Волков.

— Нет. Не пушкайте его. Шами шходим лушше, — прошамкал из темноты Кирпичев, кукольный старичок, страдающий очень редкой болезнью — гемофилией.

— Приказываю остаться! — Корсаков взял Волкова за плечо и силой попытался усадить в кресло. — Вы горячитесь, Борис Федорович!

— Ложись знай, доктор! — пробасил Багров. — Если кто там и был... всем труба давно...

Но они еще плохо знали доктора Волкова. Рывком освободив плечо и повернувшись к Корсакову, он сказал как можно отчетливей:

— Вы же когда-то были медиком. Неужели вам надо объяснять?

Завод был огромным. Одна его сторона выходила к заливу, вторая раскинулась до Большого проспекта. На всю длину той стороны, как тоннель, тянулся коридор, в шутку названный кем-то «Багдадским коридором». По обе стороны коридора располагались цеха. Где там могут быть люди, где они прячутся от обстрелов и как их найти, Волков не знал. Он решил идти до конца и обследовать каждый цех.

— Эй!.. — крикнул Волков, сделав несколько шагов по жуткому, продуваемому ледяным сквозняком безмолвному коридору.

Далеко вдали сквозь пробоины в крыше пробивался свет.

— Товарищи, есть тут кто?

Волков заходил в двери цехов, но из-за темноты тут же останавливался и кричал. Голос дребезжал во мраке. Никто его не слышал. Никто не откликался.

— Товарищи! Я врач. Кому необходима помощь? Ни звука в ответ...

Потихоньку, экономя силы, перебарывая головокружение и голодную тошноту, делая остановки, Волков добрел до конца «Багдадского коридора». Иногда он возвращался назад — не пропустил ли какого-нибудь закоулка. В любом из них могли оказаться люди, нуждающиеся в помощи.

В конце коридора был прокатный цех. Главный цех завода, его сердце, как не раз говорил старик Корсаков. Сейчас сердце завода остановилось. Крыши над прокаткой как и не бывало, повсюду лежал серый снег. Огромные прокопченные отверстия печей по краям заледенели. Едкий запах гари давно пропитал весь завод, но тут он казался особенно густым и едким.

Сколько снарядов разорвалось здесь? Сто? Двести?

Почему фашисты ежедневно обстреливают эти руины? Неужели они сумели узнать об «особой бригаде» и ее назначении?

Волков выбрался из прокатки в темноту коридора и двинулся назад. Отдыхать некогда. В «санатории» уже непременно тревожатся. Только бы они не вздумали пойти за ним! Надо сделать укол Багрову, проследить за хитрым старичком Кирпичевым, чтобы он не вздумал опять выплюнуть свои порошки.

Какое счастье, что у него есть настоящая работа, что он головой отвечает за жизнь этих людей! И пусть они себе фыркают, пусть обзывают «мальчишкой», но он еще заставит их каждое утро вставать, умываться, выходить на небольшую прогулку, а главное — не съедать сразу свою порцию. У него хватит терпения и воли. Он еще завоюет авторитет.

— Товарищи! Я врач! Кому нужна помощь?..

Он пришел уже на «свою» сторону, но тут фашисты начали новый обстрел завода. Пришлось спрятаться за какой-то широкой железной балкой и пережидать налет. Снаряды рвались непрерывно. Ему теперь было видно, что большинство их действительно рвется около ремонтного цеха.

« Как там мои?» — с тревогой спрашивал себя Волков после каждого взрыва.

К счастью, налет вскоре прекратился и можно было идти, не боясь осколков. Но перед самым входом в цех Волков остановился. Что-то заставило его обернуться и замереть. Со стороны залива ему почудился стон...

— Товарищи! Кому нужна помощь?

Падал густой снег. Подожженная термитным снарядом, трещала крыша соседнего цеха. Стон? Нет — никакого стона... Стон!

Волоча ноги, Волков пошел к заливу и у кромки разбитого льда увидел лежащего человека.

Неужели кто-то пошел за водой и не сумел спрятаться от осколков? Уж не Корсаков ли?

Человек лежал на спине и тихо постанывал. Он был не из «особой бригады».

— Что с вами? — наклонился над ним Волков и увидел лужу крови. Для истощенного человека такая потеря крови смертельна, даже если он ранен легко.

— Вы один были? — Волков огляделся вокруг, нет ли еще раненых. Фронтовая привычка.

— Во... водички, — прошептал раненый.

Быстро достав из сумки нашатырный спирт и дав понюхать раненому, Волков снова по фронтовой привычке спросил:

— Вы ранены только в ногу? — толстая ватная штанина на правой ноге сочилась кровью. — Понимаете мой вопрос? Вы ранены только в ногу?

— Да... только в ногу... кажется...

— Сесть можете? Ну, я буду помогать. Вот так. Сейчас попробуем наложить жгут, — торопился Волков, понимая, что раненый может в любую секунду потерять сознание. — Теперь мне нужны ваши руки! Давайте! Тяните за концы. Тяните, у меня ж одна рука! Тащите, черт возьми! — покрикивал Волков, зная, что в такие минуты крик действует.

Кое-как, в три руки они стянули жгут выше раны. Только тут Волков дал раненому попить из фляги.

— Куда вы лезли под самые осколки?.. Как я вас потащу, спрашивается?

— Мне к... к Корсакову в бри... — раненый не договорил. Потерял сознание. Фляга выпала из его рук.

«В бригаду к Корсакову? К нам... Как же быть? Пока я хожу за людьми, тут снова обстрел начнется», — подумал Волков, он лег на землю и стал затаскивать раненого себе на спину. Потом пополз, пополз очень медленно, боясь, что сам может потерять сознание. Он не помнил, как дополз, как открывал тяжелые двери «санатория», но, к счастью, у него хватило сил на все. Когда он с раненым на спине заполз в подвал, все оцепенели.

— Примите раненого.

Никто не двинулся с места, настолько неожиданной была эта картина.

— Что с вами?! Помогите же!

И тут все бросились к нему. И Корсаков воскликнул: