Ариадна Борисова - Записки для моих потомков

— А почему они вымерли?

— Точно неизвестно. Предполагают, что тогда на земле было постоянное лето, но вдруг наступила зима. Динозавры не смогли приспособиться к холодам.

Дядя Сеня еще немного посидел с нами, взял с нас обещание не заплывать далеко и ушёл.

— Я знаю, как было на самом деле, — вдруг сказал Павлик. — Динозавры не вымерли. Когда листья опали, они начали выкапывать ногами из-под снега ветки и корни. Шеи у них сделались короче, чтобы не мёрзнуть, а туловища покрылись шерстью и стали меньше. Потом появился добрый волшебник Гудвин… то есть Дарвин. Он увидел, как динозавры стараются выжить, пожалел и заколдовал их. Ходячих ящеров превратил в обезьян, летучих — в птиц, плавучих — в рыб, а уж обезьяны сами додумались и стали людьми.

— Выходит, мы все — бывшие ящеры? — растерялся Васька.

— Да, мы их потомки и должны помнить об этом — так завещал великий Дарвин, — заключил Павлик.

— Зато мы сфотографировались на память с динозавром! — порадовалась я.

— Ой, не знаю, хорошо ли я получилась, — заволновалась Сардана. — Я ведь такая нефотогигиеническая!

— Скоро наступит осень, и дожди смоют нашу Страну, — сказала я.

— У нас дома есть клей для дерева, — оживился Васька. — Клеит как бешеный. После него такая крепость, что пушкой не пробьёшь. Если мы Страну клеем смажем, она не развалится и целую вечность будет стоять как новенькая.

Он очень быстро принес тюбик, и мы выдавили бешеный клей на динозавровое государство. На солнце оно мгновенно отвердело. Наши пальцы тоже слиплись, а колени покрылись каменной коркой грязи.

Дома опять попало. Взрослые пробовали содрать клей вместе и поодиночке, но он прирос, будто шкура.

Перед сном я сказала маме:

— А знаешь, ты когда-то была динозавром.

Мне хотелось поделиться нашим открытием, а она обиделась. Я испугалась и сказала:

— Нет, мама, я пошутила, ты была обезьяной!

Она молча ушла. Я немножко расстроилась, но меня утешило, что сегодняшняя фотография будет самой интересной из тех, которые я, как волшебник Дарвин, завещаю своим потомкам.

В нашей деревне у некоторых людей есть прозвища, совсем как клички у собак. Это очень удобно, ведь по ним можно много узнать о человеке. Конечно, взрослые стараются при детях никого по прозвищам не называть, но разве от нас что-нибудь скроешь? Например, одного дяденьку зовут Оратором — не потому, что он умеет красиво говорить, а просто голос у него ужасно громкий, будто он всё время орёт. Сельского почтальона кличут Циркулем из-за его длинных ног. Он очень высокий, и когда я с ним разговариваю, то вижу только его ноги и голову. Поэтому мне кажется, что ноги у него растут прямо из подбородка. А продавца дядю Дениса почему-то называют Недовесом, хотя он довольно толстый.

Так получилось, что мы нечаянно прилепили прозвище дедушке Мише, который живёт около Васьки. Это было тогда, когда мы сделали новые рогатки. Мы шли и стреляли друг в друга мягкими бумажными пульками. Нам было весело, и мы не увидели, что в доме у тёти Лиды открыто окно, а на подоконнике стоит ваза с цветами. Я бы никогда не обратила на неё внимания, хотя, как кричала потом тётя Лида, это была особенная, очень красивая старинная ваза из Китая.

Все нормальные люди знают с пелёнок, что нельзя оставлять на виду дорогие вещи, ведь их может сдуть внезапная буря, или пронесётся смерч и вообще утащит предмет в неизвестном направлении.

Мы шли в пяти метрах от окна тёти Лиды, когда Павлик как раз в меня стрельнул, а я пригнулась. Чистая случайность, что пуля попала в вазу. Наверное, это судьба. Мы ничего и не думали разбивать, пулька просто столкнула вазу на пол, и уже там она раскололась на куски.

Павлик сказал, что у пульки было огромное поле для полёта, а она выбрала именно этот путь. Такой случай по теории вероятности выпадает раз в жизни, и все должны радоваться редкому стечению обстоятельств. Но я всегда подозревала, что взрослые только притворяются образованными людьми, а сами и понятия не имеют о теории вероятности. Всё приписали нашим хулиганским проискам, долго ругались и велели сесть и обдумать своё вáрварское поведение. А тётя Лида успокоилась лишь тогда, когда родители сложились и купили ей другую вазу из Китая за принесённый нами ущерб. Мы ведь тоже понесли ущерб: у нас отобрали новые рогатки, но никто и не думал покупать нам что-нибудь взамен!

Васька ушёл домой, а мы с Павликом и Сарданой сидели на скамейке у палисадника и говорили о том, какие всё-таки взрослые нечестные: они на всех углах твердят о праве человека на свободу, а на самом деле не дают нам никакой свободы. Если бы они её дали, мы бы совершили немало замечательных поступков, чтобы нами можно было гордиться. Например, за один день вспахали бы на тракторе сельское поле или взяли бы на воспитание чёрно-бурых лисиц со зверофермы.

Но только мы размечтались, как прибежал запыхавшийся и взволнованный Васька. Он закричал, что у него украли велосипед. Мы тут же помчались к нему во двор. Там Павлик сел на корточки, поднял палец и торжественно сказал:

— Сейчас нам предоставляется уникальный случай продемонстрировать свои способности, которые, возможно, попадут в газеты.

И он рассказал нам о методе «дедукции», который изобрёл гениальный английский сыщик Шéрлок Холмс.

— Вот ты, Васька, ел за обедом голубичное варенье и яичницу? — спросил Павлик.

— Ел, — растерялся Васька. — А откуда ты узнал?

— Дедукция! — гордо ответил Павлик. — У тебя на футболке засохший желток, а губы синие от голубики.

Мы долго ползали на том месте, где стоял велосипед, нашли Васькину плевалку из сломанной ручки, собачью кость, отпечатки шин от уазика и множество следов человеческой обуви.

Павлик сбегал домой, принёс отцовские очки с толстыми стёклами, и мы по очереди стали рассматривать через них таинственные следы. Они были от двух пар обуви, примерно тридцать третьего и тридцать пятого размера, и ещё какие-то. Сначала мы решили, что воров было четверо. Но потом Васька нечаянно наступил на один след, и рисунок от подошвы его кеда в точности совпал со следом одного из воров. Тогда мы сличили остальные следы со своей обувью, и оказалось, что их оставили мы с Павликом и Сарданой.

Мы, конечно, немного огорчились, но Павлик сказал, что дедукция бывает разная — предметная и мысленная. Если на месте преступления ничего подозрительного не найдено, то можно попробовать мысленно поставить себя на место воров. Когда мы поймём, как они думают и как действуют, тогда сможем устроить им ловушку.