Тамара Крюкова - Триптих в чёрно-белых тонах

— Тем более. Значит, так. Собирай вещички. Часов в семь заскочу за тобой. Сначала съездим к отцу, а оттуда заброшу тебя к себе. И не вздумай спорить.

— Хочешь меня дожать? — усмехнулся Савва.

— Мог бы хоть раз меня послушаться из уважения к моим сединам, — сказала Алка.

— Хорошо.

— Неужели я не ослышалась и ты согласен?

— Только из уважения к твоим сединам, — улыбнулся Савва.

Он закрыл за сестрой дверь.

В самом деле, что его здесь держит? Может быть, стоит переехать домой? Так будет лучше для всех: они помирятся с отцом, мама успокоится, да и он устал от одиночества.

Сложить пожитки оказалось несложно. Всё уместилось в спортивную сумку. Вещей было немного. В основном инструменты. Оставалось дождаться Алку. Ему повезло с сестрой. Они понимали друг друга с полуслова, хотя казались такими разными. Алка пошла в отца и с детства была командиром. Мягкий и артистичный Савва унаследовал характер матери, что не помешало ему проявить твёрдость, когда дело коснулось выбора профессии.

Клавдия свернула в знакомый двор и увидела Савву. Он вышел из подъезда со спортивной сумкой через плечо. С ним была та самая стильная девица, которую Клавдия видела у него прежде. Она даже запомнила имя — Алка. У Клавдии засосало под ложечкой от нехорошего предчувствия. Она отступила в тень за мусорными баками. К сожалению, ей не было слышно, о чём они говорят, но зато она могла за ними наблюдать, оставаясь незамеченной.

— Почему без шарфа? — спросила Алка и заботливо надела на голову Саввы капюшон.

— Алка, мне же не шесть лет. Что ты меня опекаешь как маленького? По-моему, тебе надо родить. У тебя ярко выраженный инстинкт материнства, — Савва сбросил капюшон.

— У меня самый глупый и упрямый брат.

— А у меня самая классная сестра в мире. Что б я без тебя делал?

— Сдох бы с голода. Садись, — сестра потрепала его по волосам.

Савва усмехнулся. Мама так и не отучила Алку от грубых выражений. Но в её устах даже лексика прораба звучала как-то трогательно уместно.

Всё было как в детстве. Алка снова взялась за его воспитание. Он на мгновение задержал её руку на своей щеке.

— Надеюсь, пробка рассосалась, — сказала Алка.

Они сели в машину, и «Мазда» рванула со двора.

Клавдия стояла за мусорными баками, такая же ненужная, как очистки картофеля и пустые коробки из-под пиццы. Теперь она знала наверняка: Алка — не просто клиентка. В том, как заботливо она надела на Савву капюшон и взъерошила ему волосы, было что-то интимное, но больше всего Клавдию поразило, как нежно Савва прижал её руку к своей щеке.

Разрыв с Вадимом казался ничтожным эпизодом по сравнению с тем, что она испытала сейчас. В этот миг она узнала, насколько больно окончательно и бесповоротно потерять всё. Она продолжала стоять, тупо глядя на арку, где скрылась машина с Саввой.

Какая-то старушка вынесла к бакам мусор. Клавдия вышла со двора и, как во сне, побрела по улице. Теперь она точно знала, что белым и пушистым ничего не достаётся.

Вся её злость обратилась на Вадима. Ненависть вспыхнула с новой силой. Из-за этого негодяя она потеряла самого дорогого человека. Какая же она была дура, что проявила слабость и не довела месть до конца! Надо было заставить Вадима заплатить за то, что он разрушил её жизнь.

Странно, но она не испытывала ни обиды, ни злости на Савву, а только чувство утраты. В той части души, где он когда-то жил, зиял чёрный провал. Она словно потеряла часть себя. Сердце заполняла скорбь по тому, чего у неё уже никогда не будет. Только Савва умел каждый день превратить в праздничный фейерверк, но в его жизни появилась другая девушка, Алка. А может быть, она была с ним всегда? Нет, Савва не мог лгать. Только не Савва.

Клавдия чувствовала опустошение, как будто от неё осталась лишь оболочка. Она слишком заигралась и окончательно запуталась, где она настоящая и осталось ли в ней хоть что-то настоящее. Перед ней промелькнула вся её жизнь рядом с Саввой. Говорят, такое случается перед смертью. А кто сказал, что она жива?

Мегаполис никогда не спит. Как многоглавое чудовище, он бодрствует сутки напролёт. И всё же к ночи суета замирает. Редкие машины проносятся по дороге, и шелест шин походит на прерывистое дыхание спящего зверя. А в тёмных домах бдят одинокие, горящие глаза окон, за которыми не спят полуночники.

Клавдия, словно призрак, брела по улице, не чувствуя ни усталости, ни холода. Она не смотрела на часы и не задумывалась, успеет ли вернуться домой до закрытия метро. Ей было всё равно. Время остановилось в тот миг, когда Савва уехал с Алкой.

Клавдия вышла на пустынную набережную и поднялась на мост. От воды тянуло холодом, но она даже не потрудилась обвязаться шарфом. Размазанные отражения фонарей колыхались на чёрной воде. Мир был пуст, лишь где-то вдалеке мерцало созвездие окон.

Клавдия обратила внимание на троицу незнакомых парней, только когда они подошли вплотную.

— Смотрите, какая крутая девчонка. Ты чё, типа, готка? — насмешливо обратился к ней высокий, сутулый парень, похожий на птеродактиля.

Клавдия попыталась его обойти, но он, ухмыляясь, встал на дороге.

— Пропусти. Мне надо идти, — устало произнесла Клавдия.

— Да ты что! А по тебе не скажешь, что торопишься. Может, поболтаем? — спросил толстяк в штанах, мотающихся между колен.

— Отстаньте, правда. Мне и без того тошно.

— Ай-ай-ай! Девочка в грусти. Чё, готы тебя не веселят?

— У них веселилка не доросла. Всё в череп ушло, — рассмеялся птеродактиль.

— Послушайте, что вам надо? Идёте своей дорогой и идите, — сказала Клавдия.

— Слышь, Колян, она нас послала, — продолжал ёрничать толстяк.

— Да ты чё? А ну повтори ещё раз, куда нам идти? — птеродактиль манерно оттопырил ухо.

Клавдия молча попыталась пройти между парнями, но они снова преградили ей дорогу.

— Что вы ко мне пристали? Я ведь вас не трогала!

— А ты потрогай. Мы не против, правда? — птеродактиль подмигнул приятелям.

— У нас веселилка в порядке, — пошутил толстяк и многозначительно похлопал себя по ширинке.

— А чё, это мысль. Прикинь, потом будем говорить: «А имели мы этих готов», — радостно поддакнул птеродактиль.

Он шагнул к Клавдии. Она инстинктивно отступила назад. В её голосе, откуда ни возьмись, появилась жёсткость:

— Отвали. И убери свои поганые лапы!

— А теперь она послала лично тебя, Колян. Девочка плохо воспитана и грубит. За такие дела полагается, — подначивал толстяк.

— Дельный совет, — сказал птеродактиль и стал расстёгивать ремень.

— Ребята, вы чего? Кончайте, — пытался урезонить их третий парень, который до этого молчал.

— Именно это я и собираюсь сделать, — засмеялся птеродактиль.

— Не валяй дурака.