Юрий Збанацкий - Тайна Соколиного бора

— Ой, Мишка, — сказала она, пожимая обеими руками его руку, — ты уже в комсомоле!.. А я все думала…

— А ты давно стала комсомолкой? — посмеиваясь, спросил Мишка, не в силах оторваться от темно-серых глаз Софийки.

— Меня на предыдущем собрании принимали… Крас-не-е-ла!..

И Софийка, растягивая слова, воркующим голоском стала рассказывать о том, что чувствовала она, когда ее принимали в комсомол.

— Теперь, Софийка, мы с тобой комсомольцы! — гордо сказал Мишка.

Он хотел еще что-то сказать, но Софийку позвали. Она успела спросить:

— Долго пробудешь в лагере?

— Вечером выходим, — важничая, ответил Мишка.

— Ой! Надолго?

— Не знаю…

— Ну, я пошла. Приходи…

Она тряхнула Мишкину руку и побежала в госпиталь. Уже у самой двери она повернулась к Мишке, озорно блеснула глазами и прощально махнула рукой.

«Какая…» подумал Мишка, но так и не смог определить, какая же Софийка. Он еще долго стоял на месте, словно размышляя над этим, потом пошел, медленно и солидно, положив обе руки на автомат, как это делал Леня Устюжанин.

Нет, что ни говори, сегодня Мишка был совсем не похож на Мишку вчерашнего.

Партизанский радист Федька влетел в штаб с криком:

— Товарищ командир! Принял три радиограммы. Вот одна. Остальные сейчас расшифрую.

Положив перед Иваном Павловичем листок бумаги, он спросил:

— Разрешите итти?

Иван Павлович не слышал вопроса: он читал. Комиссар через плечо командира тоже читал радиограмму.

— Идите и немедленно расшифруйте, — ответил за них начальник штаба.

Каждая радиограмма, полученная с Большой земли, из родной Москвы, вливала в партизан новые силы. Ведь все знали, что действуют они не как придется, а по общему плану Верховного командования. Каждый партизанский удар по врагу становился еще ощутительней потому, что был связан с ударами на фронтах, наносимыми врагу Красной Армией. Сознание, что они не одни в тылу врага, что за ними стоит великая Родина, воодушевляло их на новые славные дела.

Эта радиограмма особенно обрадовала командиров. В ней говорилось:

«По заданию Верховного командования, Центральный штаб приказывает провести глубокую разведку численности гарнизонов в городах, а также строительства укреплений на берегах Десны и Днепра. Сведения необходимы самые точные и возможно скорее. Радируйте регулярно».

Взволнованный комиссар крупными шагами ходил по землянке. У Михаила Платоновича была привычка расхаживать по комнате, когда он радовался или думал о чем-нибудь особенно важном. Руки, заложенные за широкий командирский пояс, нервно мнут крепкий ремень, глаза радостно прищурены.

— Интересно, очень интересно! — увлекшись, повторял комиссар. — Теперь понятно, почему на фронтах не было существенных изменений. Значит, что-то уже готовится для гитлеровцев… Скоро придется им удирать на запад!..

— Вы думаете, скоро? — спросил начальник штаба.

— А зачем бы Верховное командование интересовалось такими сведениями? Эта радиограмма для нас историческая!.. Думай, командир! Нам нужно сделать все, чтобы поскорее иметь точные данные.

— Разведка наша работает. Сведения у нас есть! — не без гордости ответил начальник штаба.

Еще раз перечитав радиограмму, Иван Павлович положил ее на стол и зашагал рядом с комиссаром.

— Но этих данных нам недостаточно, — сказал он, остановившись перед начальником штаба. — Нам нужна разведка глубокая, не меньше чем на двести пятьдесят километров в указанных направлениях.

— Безусловно, — согласился комиссар.

А командир продолжал:

— Тут нужно сделать еще много… организовать разведку так, чтобы…

— Разрешите продумать и разработать этот вопрос, — сказал начальник штаба.

— Задача ясна. Будем думать вместе.

В это время к штабу подошел Виктор. Его встретил часовой Иван Карпенко, которого выписали из партизанского госпиталя и зачислили в комендантскую роту.

Виктор хорошо знал Карпенко. Он слышал о нем от Тимки и Софийки, не раз говорил с ним в госпитале. Он с сочувствием смотрел на его красно-синие шрамы на щеках и шее и был очень рад, что дядя Иван уже здоров и стоит на карауле у штаба.

— Здравствуйте, дядя! Вы уже совсем выздоровели?

— Совсем, Витя. Сам видишь — вояка хоть куда.

— А комиссар здесь?

— И комиссар здесь, и командир здесь.

— Як комиссару.

— Войди. Ох, и кобура же у тебя! Фриц умер бы, если бы увидел такого вояку!

Польщенный и полный благодарности Карпенко за ободряющие слова, Виктор открыл дверь штабной землянки:

— Разрешите войти?

Звук его голоса вывел командиров из задумчивости.

— Ну-ну, попробуй. Входи! — сказал Иван Павлович.

Виктор переступил порог и стал «смирно».

— Товарищ командир, разрешите обратиться к комиссару.

— Пожалуйста.

Начальник штаба занялся своими бумагами, командир подсел к нему, а Михаил Платонович приготовился слушать мальчика. Председатель совета пионерского отряда начал так:

— Товарищ комиссар, я хочу вас спросить.

— Что там у тебя?

— Скажите: я хорошо работаю?

Комиссар удивился. Иван Павлович тоже вопросительно взглянул на мальчика.

— Как это — хорошо? Как будто ничего…

— Почему же «ничего»? Звенья у меня работают? Работают. Пионеры дисциплинированы? Дисциплинированы. План работы выполнен? Выполнен.

— Ну, выполнен. Что же из этого? Новый нужно составить. Хорошо работаете, а нужно еще лучше!

— Да как же «еще лучше»? Я ведь, товарищ комиссар, вырос…

— Как «вырос»?

— Да так. Мне можно более серьезную работу поручать. Боевую.

Иван Павлович, который все время задумчиво смотрел на Виктора, улыбнулся:

— Вот тебе и раз! А отрядом кто будет руководить?

— Ваня справится. Я его научил, как работать. А меня переведите на другую…

— Если договоримся, почему бы нет.

— Честное пионерское, переведете?

Комиссар рассмеялся:

— Дай ему честное слово, а он тебе скажет: «Хочу быть комиссаром отряда». Что же мне тогда — итти председателем в пионерский отряд?

Виктор лукаво улыбается, громко шмыгает носом от удовольствия. Ему очень нравится разговор в таком тоне.

— Скажете, комиссаром! Разве ж я… Да мне обыкновенную, самую что ни на есть обыкновенную работу… Вот увидите!

Комиссару пришлось пообещать Виктору, что если его просьба будет разумной, он ее выполнит.

— Я хочу быть у вас адъютантом.

Тут уж и командир не выдержал. Вместе с комиссаром они громко рассмеялись. Даже начальник штаба поднял глаза от бумаг, снял с носа очки, хмуро улыбнулся и снова углубился в свою работу.

— Ах, чтоб тебя!.. Да ведь у меня есть адъютант!

— И. я буду тоже. Как Тимка у командира… И не просто адъютантом. Я охранять вас буду. Потому что ваш адъютант все мотается, а вы один остаетесь.