Джон Томпсон - Трудный ребенок

— На что это похоже? А ведь похоже, не правда ли!

Штрафной изолятор, многие из обитателей которого неоднократно подвергались наказаниям именно за процветавшее в их среде подглядывание в замочные скважины, по достоинству оценил сравнение Джуниора. Звонкий смех подбодрил юного шалуна, он вскочил на скамью и стал размахивать сооруженным фетишем с яростью поэта, читающего свои стихи студентам в таверне. Это привело к довольно неожиданному результату — кусок пищи, условно названный в меню тестовым куличом, сорвался с вилки и повис высоко на потолке, дрожа и колебаясь своими коричневыми подрумяненными боками.

Данное обстоятельство спасло Джуниора от немедленной порки. Исчезла улика преступления, и подоспевшая на шум сестра Кетрин, включив свет в темном углу, в «своем» изоляторе, обнаружила просто улыбающегося малыша, счастливого, довольного и невозмутимого. За улыбку его, конечно, следовало наказать. Но не это в данный момент более всего интересовало монахиню. Больше всего мучил ее вопрос: осилит ли растущий организм полученные им сегодня калории — или все же в «тесто» надо было положить хоть немного муки. Тарелка была пуста.

— Джуниор, что произошло с твоим обедом?

— Такой вкусный обед был. Я его сразу съел.

— Просто невероятно. Наконец-то ты стал вести себя так, как положено. Спасибо тебе, Господи!

Открывался еще один источник доходов. Если против нового рецепта не взбунтовался даже отъявленный смутьян Джуниор… Сестра Кетрин в молитвенном экстазе вскинула руки, обратив благодарственный взор к небесам. Горячая молитва, однако, так и не зазвучала торжественным басом сестры-монашки.

Земное притяжение можно ослабить, но до конца уничтожить его никогда не удастся. Подтверждая этот фундаментальный закон физики, кусок «теста» покинул занятую им ненадолго верхнюю точку своей траектории и устремился к центру Земли. На беду, на этом его долгом пути он очень скоро встретил непреодолимое препятствие в виде вскинутого к небу рубленого без каких-либо особых затей носа сестры Кетрин. Возможно, кусок кулича просто хотел смягчить очертания этого грозного шнобеля. Но он оказался не в силах исполнить предначертанное и только размазался по волевым чертам лица своей новой хозяйки. Ей это пришлось не по вкусу. Как, впрочем все, что исходило от этого Джуниора. Как, впрочем, и сам Джуниор.

Биографы малыша, наверняка, позже напишут, что именно в этот момент и родился заговор, направленный на свержение кумира приюта, Джуниора, с его пьедестала. Более того, в соответствии с прямым и горячим нравом сестры Кетрин план заговора тут же начал воплощаться в жизнь.

Сперва маленькому шалопаю нужно было внушить мысль о том, что он должен покинуть приют, что его предназначение в мире куда выше, чем просто разрушение веками установленного порядка в стенах обители «Трех сестер-францисканок». Его ждут более великие дела.

Джуниора, привычно ожидавшего щелчка здоровенной деревянной ложкой по лбу, неожиданная атака сестры Кетрин застала врасплох. Ухо моментально раскраснелось и показалось мальчугану совершенно лишней частью тела. Убеждая и монахиню, и себя в обратном, Джуниор завопил:

— Эй, эй, отпустите, мне этим еще слышать надо будет!

Хватка если и ослабела, то только оттого, что при выходе из трапезной сестра Кетрин споткнулась о порог, затем она перехватила ухо в левую руку и быстро перекрестилась правой. «Дурная примета, как бы замысел не сорвался».

Постепенно удаляющиеся крики подсказывали всему приюту маршрут следования спецконвоя. Как всегда, Джуниора потащили в комнату самого лучшего воспитанника. Он там бывал неоднократно, но так и не понял, почему именно этот мальчик носил звонкий и почетный титул, придуманный мистером Дибати. У Джуниора был другой, такой же звучный, но менее рекламируемый титул самого плохого воспитанника приюта. Просто в этом богоугодном заведении привилегией не убирать в своей спальне был награжден Лучший воспитанник. Уборку за него выполняли провинившиеся сироты.

Джуниору слишком просто было бы по шесть раз на день мыть полы только в одной комнате, с течением времени ареал его уборок сильно расширился. Но сегодня он попался первый раз, и естественным было направление, которое избрала сестра Кетрин.

По пути она вооружилась ведром и шваброй. Символика предстоящего наказания, однако, только обрадовала Джуниора. Теперь сестра Кетрин, не доверявшая столь опасных предметов находящемуся в непосредственной близости озорнику, вынуждена была отпустить ухо своего воспитанника. Джуниор еще поорал, чтобы доставить себе и окружающим радость от своего звонкого голоса и замолк.

В мрачном молчании оба переступили порог комнаты Лучшего воспитанника. Мягкая мебель, телевизор и папки чистой бумаги на столе, ящик с игрушками должны были по замыслу мистера Дибати внушить его воспитанникам почтительное отношение к Лучшему, заставить их стремиться занять быстро освобождающуюся комнату. Лучших усыновляли быстрее, чем остальных.

Джуниор, знавший все секреты комнаты лучше ее сменяющихся обитателей, без всякого интереса застыл в самом центре довольно светлого и опрятного помещения. Сестра Кетрин сложила весь свой реквизит уборщицы у его ног и поспешно отступила к двери.

— Ну, ладно, давай, приступай к уборке. Ты знаешь, как это все делать. Давай, начинай драить!

Джуниор неспешно нагнулся, взял швабру. Половицы у входа скрипнули — сестра Кетрин восстановила безопасную дистанцию. В этот момент раздался занудливо плаксивый голос Лучшего — воспитанника Оливера Триста:

— Я уже собрался, я готов.

— О, мой любимый мальчик! Я так буду по тебе скучать, — опасливо скосившись на вроде бы не выказывавшего дурных намерений Джуниора, сестра Кетрин любовно прижала к своей необъятной груди хилого очкарика, дотошного буквогрыза, подхалима и доносчика Оливера Триста. Оторвав его от пола, она запечатлела трепетный поцелуй на его сморщенном лобике. Когда сестра Кетрин опустила малыша на пол, по странному стечению обстоятельств лучший воспитанник приюта и его довольно емкий чемодан оказались между монахиней и вооруженным достаточно длинной шваброй Джуниором. Оливер как будто пытался тощей спиной и пузатым баулом защитить сестру-воспитательницу от возможных провокаций со стороны Худшего приемыша. Из-за этого, пусть шаткого, но все же укрытия, монахиня заворковала, обращаясь к столь услужливо прикрывшему ее Лучшему:

— О, мой любимый мальчик! Я так буду по тебе скучать.

— Скучать по нему? Интересно, куда это он отправляется, — Джуниор не сдержался. Обычно даже Лучшему доводилось ждать усыновления не меньше месяца. Оливер же побыл в почетной роли только две недели.