Эдуард Скобелев - Приключения Арбузика и Бебешки. Сокрушение «несокрушимых»

В Херсоне письмо спросишь на главпочтамте, в Стамбуле – в конторе директора морского порта.

Третье письмо я отправила на Канарские острова, заплатив за него золотую монету, которую когда-то купила у Эвелины, дочери дяди Гоши, – дядя Гоша теперь наш городской голова. Правда, пока он не избран, а назначен, но я уверена, он выиграет и выборы, потому что грозит побить палкой каждого, кто не отдаст за него свой голос. По его словам, это верх демократии – подчиняться палке, как жезлу уличного регулировщика.

После твоего отъезда, в ночь с субботы на воскресенье, в нашем городе и, разумеется, в прилегающих окрестностях наступило настоящее оледенение. Уже появились два белых медведя и какой-то полуголый человек в одном тапке. Обыватели утверждают, что вся эта компания – переодетые грабители, приехавшие к нам на «гастроли» из южных государств и провинций. Говорят также, что белые медведи – это разведчики. А основная масса грабителей явится в костюмах пингвинов, эскимосов и продавцов шоколадных батончиков.

Холодно, холодно, холодно, и завтра завеет не снегом пушистым, а злыми пулями. Уже есть жертвы холодов. Дворник Печёнкин погиб в уличной перестрелке при невыясненных, разумеется, обстоятельствах. Начальник милиции посажен в тюрьму за пристрастное некогда и глубоко ошибочное ведение следствия по делу дяди Гоши, который никакой не спекулянт и не грабитель, а благодетель всех голодных. Его называют теперь повсюду «крестным отцом демократии города».

Попал в опалу и поэт Филофей Огромный. Его больше нигде не подкармливают, работы не дают, и он ходит в дырявом пальто и просит милостыню.

Пущен слух, что в его любимой бочке, в которой он некогда жил, подражая древнегреческому философу, при обыске были найдены два окорока, пуд муки первого сорта, торт и ящик бананов, но всё это, конечно, сплошные выдумки.

Филофея несколько раз допрашивали, и дядя Гоша предложил ему добровольно переселиться на льды Арктики.

Стихов Филофей больше не сочиняет, потому что на голодный желудок они не сочиняются. Филофей перешёл на краткую прозу, которую, как говорят, запечатлевает на заборах. Но и это, по-моему, злой поклёп.

Недавно в очереди перед хлебным магазином Филофей Огромный декламировал свои стихи. Я запомнила целых три строфы, которые и воспроизвожу:

Ты будешь удивлён, если я скажу, что никто уже не придаёт преувеличениям пылкого Филофея никакого значения.

Все потеряли интерес к поэзии и признали оледенение свершившимся фактом, при котором значение имеет только место у костра или на печи. Все только и мечтают о тёплом местечке, но некоторые при этом рассчитывают получить ещё и иностранные деньги, потому что наши уже сожжены вместо дров.

Оледенение не признал только один чудак – бывший Главный пожарник. Кто мог подозревать, что в его душе существуют возвышенности, с которых он не желает спускаться ни при каких обстоятельствах?

Об экспедиции «Освободителя» городское радио вспоминало до оледенения каждый день. Теперь об этом уже не говорят: нащупали иные темы. Или вообще ничего не нащупали. Но очень поучительно рассказывают про жизненный путь дяди Гоши. Оказывается, он был в детстве профессиональным революционером, и двоюродная его тётя до сих пор живёт в Швейцарии.

Привет от меня и дяди Вани Арбузику. Жду вас обоих в зимних шапках и валенках. Купили вам новые шахматы. Вернее, выменяли их на базаре на мои старые боты.

Подробности обо всём на месте. Твоя мама.

– Ничего не понимаю. Сумбурное письмо, из которого толком ничего не заключить, – пожал плечами Бебешка, окончив чтение. – При чём здесь белые медведи? При чём турок, который накручивает тюрбан из контрабандного шёлка? При чём Филофей Огромный или Главный пожарник?

– Мне кажется, что тётя Муза писала письмо под диктовку, – подала голос Наташа. – Что-то произошло, но она боится сказать прямо. Очереди за хлебом, которых уже сто лет у нас не было, что это означает?.. А потом – гибель Печёнкина в перестрелке. С кем была перестрелка?

– А ты уверен, Бебешка, что всё это написала твоя мать? – спросил Саня Картошкин.

– Уверен. Это её почерк. И, в общем, её стиль. Она хоть и взрослая, но не умеет сосредоточиться на самой важной задаче. Быстро приходит в восхищение, но ещё быстрее теряет терпение. И я был растрёпой и растяпой, пока дружба с Арбузиком не выправила мой характер. Спасибо Арбузику.

– Я тут ни при чём, – сказал хмурый Арбузик. – Люди, к сожалению, меняются не столько под влиянием мудрых слов, сколько под воздействием суровых жизненных обстоятельств и личного опыта… Мне пока трудно истолковать это непростое письмо. Оно, конечно, полно намёков. Ясно, что-то случилось и ожидается ещё бо́льшая беда. – Он тщательно разгладил исписанные листки. – Писала тётя Муза. Но писала в страшном волнении, боясь откровенно высказать всю правду. Оледенение – что это такое? Кто убил Печёнкина? Почему дядя Гоша вдруг вышел из тюрьмы и стал командовать в нашем городе? Кто мог дать ему должность, которую обычно занимали граждане, пользующиеся полным доверием других граждан? С какой стати появились Херсон, Стамбул и Канарские острова?

– А может, какой-либо негодяй, подобный Фабрео, затеял войну с помощью средств, меняющих климат? – предположила Лялька Дудкина, но тотчас прикрыла рот ладонью, глядя на всех круглыми, виноватыми глазами.

– Смелее, смелее, Лялька! – подбодрил Арбузик. – Ты всегда отличалась догадливостью и хорошим воображением! Чтобы найти верный ответ, нужно продумать все варианты. Даже гадания на кофейной гуще иногда наводят на верную мысль… Смотрите-ка, – вдруг просиял Арбузик. – Вот на что мы пока не обратили внимания: на полях письма нарисованы всякие фигурки и три группы буковок в рамочках. Я полагаю, они совсем не случайны.

Арбузик взял чистый лист бумаги и выписал буковки в прямоугольниках. Подвигал прямоугольнички так и эдак. Вот что у него получилось:

– Посчитайте, здесь ровно 25 клеточек с буквами, ровно столько, сколько шёлка накручивает на свою голову странный муж Кукушкиной. Здесь зашифровано какое-то важное сообщение. Прошу, пусть каждый из вас немедленно перепишет эти буковки, или буквицы, как говорили в старину, и подумает о том, в каком порядке они могут быть прочитаны. Встретимся тотчас, едва кому-либо удастся прочесть текст послания.