Владимир Журавлёв-Даманский - Бортжурнал КСП

11 января.

Пушки не перестают громыхать. Порой кажется, что гул приближается, а порой удаляется. Мы прислушиваемся и ждём.

После отъезда гауптмана старшим команды остался Макс.

17 января.

Молчит Любавин приёмник, как бабкин сундук, хоть и увёл я парочку аккумуляторов у радистов. Любава говорит — из-за плохой антенны, а я думаю, что-то неладное с приёмником.

20 января.

Вчера уехали радисты. Перед отъездом Макс спрашивает меня:

- Ты никс взял аккумулятор, Вольдемар? Два пропал...

Я твёрдо посмотрел ему в глаза:

- А тебе что, жалко?

- Мне нике жалко, — улыбнулся Макс.— Зачем тебе?

- Слушать Москву... — я осекся: всё-таки Макс — немец.

Он покачал головой и глаза его стали грустными. Потом неожиданно спросил:

- Я подарю тебе старый радио, хочешь? И аккумулятор подарю... Пять, шесть, десять. Хочешь? На память...

Я молчал. Я верил и не верил ему. Передо мной стоял человек в форме фашистского солдата. Но трудно было не поверить Максу, его добрым, голубым, чуть грустным глазам.

Он научил меня включать и выключать приёмник, настраивать на нужную волну, заменять аккумуляторы, подключать антенну.

- Слюшай Москва и помни антифашист Макс Новак и Ганс Шварц.

И подал мне руку, как равный равному, как товарищу.

25 января.

Наконец-то листовка готова. Вот она.

«Прочти и передай товарищу. Смерть немецким оккупантам!

Товарищи, час освобождения нашей Родины близок! Враг отброшен от Москвы на многие десятки километров. Победоносное наступление наших войск продолжается. За время зимнего наступления Красная Армия освободила от врага большую территорию. Освобождены города Елец, Клин, Калинин, Волоколамск, Калуга, Феодосия, Керчь...

Но Родина ещё в опасности. Нужно всем стать на защиту своей Отчизны и сражаться с врагом, не щадя жизни. Взрывайте мосты, разрушайте дороги, уничтожайте боевую технику и припасы, пускайте под откос поезда. Становитесь плечом к плечу с теми, кто сражается с оккупантами. Уничтожайте солдат и офицеров, а заодно — предателей Родины, полицаев. Уходите в лес к партизанам. Не верьте немецкой пропаганде. Смерть — за смерть, кровь — за кровь!

Да здравствует наша Родина — Советский Союз!

Штаб КСП».

Напечатаны первые листовки. Получилось отлично. Сегодня разбросаем в Светлых Ключах и соседних сёлах.

29 января.

Листовки наделали переполоху. Главный полицай Степан Захаба бегал по селу и грозился немцами. Перехватил четыре листовки. Остальные исчезли.

4 февраля.

Село все ещё гудит. Подпись «Штаб КСП» люди расшифровывают по-разному. Говорят, что кому в голову взбредёт. Одни — будто это «Штаб красных следопытов»; другие — «Штаб красных соединений партизанских»; третьи—«Штаб крымских советских патриотов»; четвёртые — «Штаб красных советских партизан». А пять звёздочек — будто пять соединении или отрядов партизанских.

10 февраля.

Вчера угнали в Германию взрослых девчонок и мальчишек. Рёв стоял на всё село, как на похоронах. Кузькин отец водил немцев по хатам. Даже у Птахов был. Климка-то вон какой вымахал! Сапоги отцовы не лезут. Пришлось матери Климкиной свидетельство о рождении показывать, а ему ещё и четырнадцати нет.

Клим, само собой, перетрусил, хоть и не признаётся. Один фрицик маленький схватил его за руку и к двери тянет, а Клим упирается, не хочет, басит так это солидно:

- Я маленький! Что, не видишь? Кляйн их!

А солдатик-то сдвинуть с места этого «кляйна» не может. Смотрит на Клима снизу вверх, гогочет:

- Гросс! Давай! Ком-ком!..

Погоготали, погоготали и ушли.

После этого все наши комсомольцы в лес к партизанам ушли.

18 февраля.

Полицаи по одному ходить боятся — листовка подействовала. А ночью и вовсе сидят взаперти: дубовые ставни на тройных запорах. Дед Аникей только посмеивается.

27 февраля.

Сегодня дед вручил нам книжку и сказал, чтоб в тайник отнесли. Задание выполнили: книгу оставили, но сами не ушли, а затаились в кустах. Вскоре с автоматом на груди вышел Кузькин дядя, засунул книжку под шинель и осторожно ушёл.

9 марта.

Животы приходится затягивать всё туже. Едим картофельные лепёшки, чуть разбавленные непросеянной мукой. Вчера уехал с немецкой кухней Витька Шкрум из 8-го класса. Будет чистить картошку, мыть котлы, рубить дрова и кочегарить; будет жрать фрицевские объедки. Позорник! А ещё к Любаве подсыпался...

20 марта.

Беда приключилась с дядей Федей Богуславским. Ранило его в бою, ну, он и вздумал дома подлечиться. Пронюхал это Захаба, и под вечер целая свора полицаев окружила дом Богуславских.

Я видел, как полицаи вели дядю Федю в Васильевку. Он шёл твердо, с высоко поднятой головой, без шапки, в старенькой красноармейской шинели. Раненая рука висела на перевязи. Сзади и по бокам полицаи. Дядя Федя глянул на наше окно, увидел меня, улыбнулся. «Отвоевался я, брат, передай нашим», — будто сказал.

Когда я опомнился и выскочил на улицу, дядя Федя был далеко.

29 марта.

Несколько ночей сидел над листовкой. Позавчера закончил, к утру напечатал восемь штук и разбросал по селу. Вот она:

«Смерть изменникам Родины и предателям!

Берегись, гад фашистский Захаба! Берегитесь все полицейские гады! Ваших жизней поганых не хватит на расплату. Мы отомстим за жизнь Красного Советского Партизана. Страшная смерть ждёт каждого из вас.

Прочитай, полицейский гад, и передай другому гаду.

Смерть — за смерть, кровь — за кровь!

Штаб КСП».

Полицаи притихли. Вчера целый день не появлялись на улицах. Полицейское управление на замке.

11 апреля.

Пропал Степан Захаба. Полицейские драпанули в Васильевку. Нужно быть готовыми ко всему. В гроте объявлено военное положение.

14 апреля.

Пока всё спокойно. Партизанский отряд мы уже известили о последних событиях. В отряде объявлена боевая готовность.

27 апреля.

В село прибыл отряд гестаповцев на двух бронетранспортёрах. Вместе с ним вернулись полицаи. Бегают по селу, людей на допросы вызывают. Захабы нет. Никто не знает, где он.

Пока фашисты не тронули никого. Что дальше будет, не знаем. Начинаются повальные обыски. Хорошо — мы дома ничего не прячем.

30 апреля.

Ночью Любава убила гестаповского офицера. Схватила кухонный нож и, защищаясь, полоснула пьяного гада по горлу.

Срочно провели сбор отряда КСП. Решили отбить Любаву. Держись, комиссар!

1 мая.

Мы опоздали. Пока решали вчера, как быть, гестаповцы казнили Любаву. При обыске у неё нашли пачку наших листовок.

Фашисты повесили Любаву посреди села на сколоченной наспех виселице. Нет больше нашего комиссара.

Ночью мы сняли тело Любавы и похоронили в лесу под развесистым буком, неподалёку от озера Санд. Прощай, Любава! Мы устроим по тебе салют. Мы отомстим за тебя. Клянёмся!