Ренсом Риггз - Библиотека душ

Еще мы используем Панпитликум, чтобы исследовать разные места и встречаться с новыми людьми. Мисс Сапсан говорит, что нам полезно узнать, как живут другие странные по всему миру. Я нашла в доме фотокамеру и взяла ее с собой на нашу последнюю экскурсию, и я присылаю тебе несколько фотографий, которые я сделала. Бронвин говорит, что у меня уже хорошо получается!

Скучаю по тебе как сумасшедшая. Я знаю, что не должна говорить это… так станет только тяжелее. Но иногда я ничего не могу с собой поделать. Может быть, ты сможешь приехать и навестить нас в скором времени? Мне бы очень этого хотелось. Илиможет быть…»

Она зачеркала «или может быть» и написала: «Ой-ей, я слышу Шэрон зовет меня. Он уже отплывает, а я хочу убедиться, что это письмо попадет на почту сегодня. Пиши скорее! Люблю, Эмма.

Я задумался, что бы могло значить это „или может быть“»?

Я рассмотрел фотографии, которые она прислала. На обратной стороне каждой была пара строчек с описанием. Первым шел снимок двух викторианского вида леди, стоявших перед полосатым шатром с вывеской «СТРАННОСТИ». На обратной стороне Эмма написала: «Мисс Рисовая птица и мисс Гагара открыли передвижную выставку, позаимствовав некоторые из старых артефактов Бентама. Теперь, когда странные могут путешествовать более свободно, они делают неплохой бизнес. Многие из нас так мало знают о собственной истории…»

Следующим было фото нескольких взрослых, спускающихся по узким ступеням к пляжу и лодке.

«На берегу Каспийского моря обнаружилась очень милая петля», — писала Эмма, — «и на прошлой неделе Ним и несколько имбрин отправились туда на лодочную прогулку. Хью, Гораций и я увязались с ними, но мы остались на берегу. С нас уже было достаточно лодок, нет уж, спасибочки».

На последнем снимке были две соединенные девочки-близнецы с огромными белыми бантами в волосах цвета воронова крыла. Они сидели бок о бок, оттягивая руками в сторону края блузок, чтобы продемонстрировать ту часть туловища, которой они были соединены.

«Карлотта и Карлита — сиамские близнецы», — гласила надпись на обороте, — «но не это в них самое странное. Их тела производят очень липкий клей, который крепче бетона, когда высохнет. Енох нечаянно сел на него и приклеил свой зад к стулу на целых два дня! Он так бесился, что я думала, у него лопнет голова. Жаль, ты это не видел…»

Я тут же написал ответ. «Что ты имела в виду под „или может быть“» ?

Прошло десять дней, но от нее не было вестей. Я беспокоился, что она почувствовала, что зашла слишком далеко в своем письме, нарушила наш договор быть только друзьями, и сделала шаг назад. Я гадал, подпишет ли она свое следующее письмо «Люблю, Эмма» — двумя коротенькими словами, от которых я зависел теперь. Через две недели я задумался, будет ли вообще следующее письмо.

Затем почта перестала приходить вообще. Я, как одержимый, ждал, не появится ли почтальон, и когда он не показывался в течение четырех дней, я понял, что что-то случилось. Мои родители всегда получали тонны каталогов и счетов. Я заметил, так беспечно, как смог, что кажется странным, что мы не получаем почту последнее время. Мой отец промямлил что-то про общенациональный выходной и сменил тему. И тогда я заволновался по-настоящему.

Загадка разрешилась на следующее утро во время сеанса у доктора Спэнджер, на который, против обыкновения, были приглашены и мои родители. Они вошли с бледными и напряженными лицами, безуспешно пытаясь выдавить из себя даже пару фраз о погоде, пока мы рассаживались. Спэнджер начала с обычных безобидных вопросов. Как я себя чувствую? Были ли какие-нибудь интересные сны? Я знал, что она подводит к чему-то главному, и, в конце концов, не выдержал.

— Почему здесь мои родители? — спросил я. — И почему они выглядят так, словно только что вернулись с похорон?

Первый раз за все время перманентная улыбка доктора Спэнджер увяла. Она взяла со стола папку и вытащила оттуда три конверта.

Это были письма от Эммы. Все открыты.

— Нам нужно поговорить об этом, — ответила она.

— Мы же согласились, что больше не будет никаких секретов, — добавил мой отец. — Это плохо, Джейк. Очень плохо.

Мои руки задрожали.

— Это личное, — заявил я, изо всех сил стараясь управлять своим голосом. — Они адресованы мне. Вы не должны были читать их.

Что было в тех письмах? Что видели мои родители? Это катастрофа, полная катастрофа.

— Кто такая Эмма? — поинтересовалась доктор Спэнджер. — И мисс Сапсан?

— Это не честно! — воскликнул я. — Вы украли мои личные письма, а теперь используете их, чтобы загнать меня в ловушку!

— Давай-ка потише! — рявкнул отец. — Это уже стало всем известно, так что просто будь честным, и всем будет легче.

Доктор Спэнджер протянула фотографию, которую Эмма приложила к одному из писем:

— Кто эти люди?

Я наклонился вперед, чтобы взглянуть на нее. Это было фото двух пожилых дам в кресле-качалке, одна из которых баюкала вторую на коленях, словно ребенка.

— Понятия не имею, — ответил я коротко.

— Тут надпись на обороте, — произнесла она. Написано: «Мы находим новые способы помочь тем, у кого изъяли часть их души. Тесный контакт, похоже, творит чудеса. Всего лишь через пару часов мисс Птица-Носорог стала как новая аймбрина».

«Аймбрина» , так она произнесла это.

— Правильно будет «им-брина», — поправил я ее против своей воли. — Первый слог читается как закрытый.

— Понимаю, — доктор Спэнджер отложила снимок и соединила пальцы под подбородком. — И что такое… имбрина?

Если подумать, может быть, это было глупо, но в тот момент я чувствовал себя зажатым в угол, словно у меня не было другого выбора, как сказать правду. У них были письма, у них были фотографии, и все мои неуклюжие сказки разлетелись ко всем чертям.

— Они защищают нас, — ответил я.

Доктор Спэнджер бросила быстрый взгляд на моих родителей:

— Всех нас?

— Нет. Только странных детей.

— Странных детей, — повторила она медленно. — И ты веришь, что ты один из них.

Я протянул руку:

— Я бы хотел забрать свои письма.

— Ты их получишь. Но сначала нам нужно поговорить, хорошо?

Я убрал руку и сложил руки на груди. Она разговаривала со мной, словно у меня был коэффициент интеллекта как у умственно отсталого.