Ренсом Риггз - Библиотека душ

— Итак, что заставляет тебя думать, что ты странный?

— Я вижу вещи, которые не видят другие.

Краем глаза я заметил, как мои родители побледнели еще больше. Они не очень-то хорошо восприняли это.

— В письмах ты упоминаешь какой-то Пан… петликум? Что ты мне можешь рассказать о нем?

— Я не писал эти письма, — ответил я. — Их писала Эмма.

— Конечно. Давай тогда по-другому. Расскажи мне об Эмме.

— Доктор, — вмешалась моя мама, — не думаю, что это хорошая идея провоцировать…

— Пожалуйста, миссис Портман, — подняла руку доктор Спэнджер. — Джейк, расскажи мне об Эмме. Это твоя девушка?

Я увидел, как у папы поднялись брови. У меня никогда до этого не было девушки. Не говоря уже о свиданиях.

— Она была ей, вроде как. Но теперь мы типа… взяли передышку.

Доктор Спэнджер записала что-то, затем постучала ручкой по подбородку:

— И когда ты представляешь ее, как она выглядит?

Я отпрянул от нее назад в кресло:

— Что значит «представляю ее»?!

— О, — она поджала губы. Она поняла, что прокололась. — Я имела в виду…

— Ладно, все это уже далеко зашло, — не выдержал мой отец. — Мы знаем, что ты написал эти письма, Джейк.

Я чуть не упал с кресла:

— Вы думаете что ?! Да это даже не мой почерк!

Отец вынул из кармана письмо, то самое, которое ему оставила Эмма.

— Ты написал это , ведь так? Это написано той же рукой.

— Это тоже Эмма! Смотри, вот ее имя, прямо здесь!

Я хотел схватить письмо, но мой отец убрал руку с ним от меня подальше.

— Иногда нам хочется чего-то так сильно, что мы представляем, что это существует на самом деле, — заметила доктор Спэнджер.

— Вы думаете я — псих! — заорал я.

— Мы не используем данное слово в этом кабинете, — ответила доктор Спэнджер. — Пожалуйста, успокойся, Джейк.

— А как же штампы на конвертах? — спросил я, указывая на письма на столе Спэнджер. — Они пришли сюда из самого Лондона!

Мой отец вздохнул:

— У вас в школе были занятия по фотошопу в прошлом семестре, Джейки. Я может быть и стар, но я знаю, как легко подделать подобные вещи.

— А фотографии?! Их я тоже подделал?!

— Это твоего дедушки. Я уверен, что видел их раньше.

У меня уже кружилась голова. Я чувствовал себя выдохшимся и преданным, и ужасно смущенным. И тогда я перестал говорить вообще, потому что все, что я произносил, видимо, лишь убеждало их дальше, что я окончательно спятил.

Я сидел и кипел от возмущения, пока они разговаривали обо мне так, словно меня не было в комнате. Новый диагноз доктора Спэнджер гласил, что я страдаю от «полного разрыва с реальностью», и что эти «странные» были частью хорошо продуманной вселенной, полной вызванных бредом образов, которую я выстроил для себя, вкупе с моей вымышленной девушкой. Из-за того, что я очень умный, на протяжении нескольких недель мне удавалось обманным путем заставить всех думать, что я психически здоров, но письма доказывают, что мне еще далеко до излечения, и я даже могу представлять опасность для самого себя. Она порекомендовала отправить меня в «стационарное учреждение» для «реабилитации и наблюдения» со всей надлежащей в таких случаях поспешностью, что, как я понял, в переводе с психиатрского языка означало «психушка».

Они все уже спланировали.

— Это всего лишь на неделю или две, — заверил меня отец. — Это очень хорошее место, супер-дорогое. Думай об этом, как о небольшом отпуске.

— Я хочу свои письма.

Доктор Спэнджер засунула их обратно в папку.

— Прости, Джейк, — ответила она. — Мы думаем, будет лучше, если я оставлю их у себя.

— Вы солгали мне!

Я запрыгнул на стол и попытался выхватить их, но Спэнджер оказалась быстрее и отпрыгнула назад с папкой в руках. Мой отец закричал и схватил меня, а секундой позже в дверь ворвались двое моих дядей. Они ждали в коридоре все это время. Телохранители, на случай, если я попытаюсь сбежать.

Меня вывели на парковку и усадили в машину. Мои дяди должны были пожить с нами несколько дней, как, нервничая, объяснила мне мама, пока в клинике не освободится для меня место.

Они боялись оставаться со мной наедине. Мои собственные родители. А потом они отошлют меня в такое место, где я стану чьей-то чужой проблемой. В клинику . Словно я отправляюсь туда просто для того, чтоб мне перебинтовали раненый локоть. Давайте называть вещи своими именами: это был сумасшедший дом, пусть даже и дорогой. Не то место, где я смогу изображать, что глотаю таблетки, а потом выплевывать их. Не такое, где я смогу одурачить докторов рассказами о состоянии фуги и потере памяти. Они станут пичкать меня нейролептиками и сывороткой правды до тех пор, пока я не расскажу им все, что мне известно о странном мире, и с этим, как доказательством того, что я безнадежно безумен, у них не останется иного выбора, как запереть меня в комнату с мягкими стенами и смыть ключ в туалет.

Я действительно серьезно попал.

Следующие несколько дней за мной следили как за преступником, родитель или дядя всегда были не дальше, чем в одной комнате от меня. Все ждали звонка из клиники. Похоже, это было популярное место, но в ту минуту, когда там освободится комната, что случится со дня на день, меня сплавят отсюда.

— Мы будем навещать тебя каждый день, — заверила меня мама. — Это всего на несколько недель, Джейки, обещаю.

Всего на несколько недель. Ага, как же.

Я пытался спорить с ними. Умолять. Я упрашивал их нанять графолога, чтобы я смог доказать, что письма были не моими. Когда это не сработало, я полностью сменил тактику. Я признался, что это я писал те письма (что я, конечно же, не делал), говорил, что теперь понял, что все это придумал: нет никаких странных детей, ни имбрин, ни Эммы. Это порадовало их, но не заставило передумать. Позже я подслушал, как они перешептывались между собой, и узнал, что для того, чтобы забронировать для меня место в листе ожидания, им пришлось заплатить за первую неделю в клинике (очень дорогой клинике) авансом. Так что пути назад уже не было.

Я подумывал было сбежать. Стащить ключи от машины и вырваться на свободу. Но меня неизбежно поймают, и тогда для меня все обернется еще хуже.

Я фантазировал о том, как Эмма придет и спасет меня. Я даже написал письмо, где рассказал о том, что случилось, но у меня не было возможности отослать его. Даже если бы мне и удалось прокрасться незамеченным к почтовому ящику, почтальон все равно больше не подходит к нашему дому. И даже если оно доберется до нее, что это изменит? Я застрял в настоящем, далеко от петли. Она бы все равно не смогла придти.

На третью ночь, от отчаяния я стащил отцовский телефон (свой мне больше не разрешался) и воспользовался им, чтобы отослать Эмме электронное письмо. До того как я понял, как она безнадежна в компьютерах, я сделал для нее адрес, firegirl1901@gmail.com , но ее это настолько мало заинтересовало, что я даже не пытался писать на него, и даже, как я понял, не позаботился сказать ей пароль. Послание в бутылке, брошенное в океан, имело больше шансов добраться до нее, но это был единственный шанс, который у меня остался.