Николай Автократов - Серая скала [с иллюстрациями]

Зигмунд фон Римше.

Я был поражен открытием. Значит, там, в смрадном карцере, передо мной лежало тело отца Татьяны, Виктора Ивановича Пасько!

В то время, когда все думали, что он увезен в Германию, и ждали его возвращения, он сидел на цепи в подземной тюрьме, совсем недалеко от своего дома, и умирал голодной смертью. Как это ужасно!

Я вошел в карцер и огляделся. Небольшая мрачная комната с низким потолком, почти пустая: только стол, два стула и большой бак. В середине пола было вбито железное кольцо с двумя цепями. Одна шла к телу Пасько, другая — куда-то в темный угол. Там на груде тряпья с трудом можно было разглядеть скорчившееся тело еще одного человека. Это, без сомнения, тот самый Отто Хиссингер, который осмелился не подчиниться приказу фюрера.

Рожков занялся осмотром стола. Хрулев ползал по полу с фонарем и собирал бумажки.

— Товарищ майор, — заявил он вдруг, — под листочками пыль.

— Сам вижу... Бумажки разбросаны недавно, и стеариновые пятна совсем свежие. Спички, заметьте, которых так много валяется, все советского производства. Здесь кто-то до нас побывал, и не так давно, может быть только два-три дня назад. Сомневаться не приходится... Ах, черт возьми! — вдруг выругался майор. — Что это?.. Смотрите, смотрите, они украли со стола какой-то документ! Мы опоздали! Он лежал здесь вот, под рукой умершего! Несомненно, это были его записи.— И майор указал на почти чистое, от пыли место на крышке стола. Наверное, тут раньше находилась ученическая тетрадка или листочки бумаги такой же величины.

Никогда раньше я не видел Рожкова таким взволнованным. Он схватил листочки, собранные Хрулевым, и стал их просматривать при свете фонаря. Все они были чистые, кроме одного. С лихорадочной поспешностью майор прочел его, потом приложил к чистому месту стола.

— Отсюда взята, несомненно! — сказал он, помолчав. — Да, нас опередили... Ну ничего! Не будем унывать!.. Сергей Михайлович, давайте сфотографируем все это. Да надо скорее вылезать наружу.

Я сфотографировал при вспышке магния карцер, кабинет и другие помещения. Майор собрал бумаги и спрятал их в резиновый мешок.

Мы без труда отыскали люк и спустились вниз по водостоку в колодец. Краевский с сержантом живо подняли нас на поверхность.

Потные, покрытые с ног до головы грязью, ослепленные ярким светом, мы имели такой забавный вид, что оба они невольно рассмеялись. Пришлось прежде всего сходить к реке, вымыться и переодеться. Потом сели закусывать. Майор рассказал Краевскому обо всем виденном. К нему вернулось его обычное хладнокровие.

— Сегодня у нас день неудач: мы упустили паромщика Галембу и прозевали важный документ. Теперь он в руках врагов. Но, думается мне, они скрываются пока что здесь, недалеко. Уже около недели, как я установил наблюдение за вокзалами, дорогами и поселками. Им некуда деваться. Не ускользнут.

— Почему ты полагаешь, что похищенный документ так важен? — спросил Краевский.

Майор молча раскрыл резиновый мешок.

— Это, по всем признакам, первая страничка тетради,— сказал он, передавая Краевскому бумагу. — Она была потеряна или же умышленно оторвана от тетради и выброшена. Прочти про себя.

Краевский прочел бумагу и передал ее мне. Вот что там было написано:

«Сижу прикованный к цепи и осужденный на голодную смерть за то, что не продался врагам моей Родины и не испугался угроз.

Вчера все покинули подземный завод, а нам объявили приговор. Но это хорошо: значит, они разбиты и бегут.

Чтобы продлить наши страдания, нам оставили запас хлеба и воды. Это тоже хорошо: теперь я имею возможность записать все, что знаю об этом подземном предприятии и о его работе. Профессор Хнссингер продиктует мне о своих открытиях, о тон великой научной тайне, которую он отказался сообщить фашистам.

Пусть она послужит на благо советского народа, на благо всего человечества.

Буду писать, пока хватит сил или пока аккумуляторная батарея не прекратит подачу тока.

Может быть, пройдет немало лет, прежде чем тетрадь эта увидит свет.

Может быть, в то время счастливое человечество, не знающее нужды, будет уже жить при коммунизме, а наука даст ему возможность использовать это великое открытие для мирных нужд.

Тогда те, кто будет держать в руках эту тетрадь, пожалуй, не найдут в ней ничего нового. Но пусть они помянут добрым словом двух несчастных, которые пожертвовали жизнью, чтобы не дать в руки злодеев страшное оружие.

Но обратимся к делу. В марте 1941 года к нам...» На этом текст обрывался.

Я вернул листок Краевскому. Страничку, конечно, вырвали нарочно. Для чего шпионам нужны доказательства великого мужества и героизма русских? Этим они не угодят своим хозяевам, которым было бы не особенно приятно узнать, что простой русский человек предпочел смерть измене Родине.

— Кто этот Хиссингер? — спросил я Красвского.

— Крупный ученый-физик и известный антифашист. Он еще до войны не выходил из тюрьмы... А оберштурмбанфюрер фон Римше, — добавил Краевский, — погиб. Его поезд взорвали партизаны недалеко отсюда. Из команды ни один человек не спасся — все были перебиты. Так совершилось возмездие...

Майор торопил нас в обратный путь. Когда садились в машину, он неожиданно сказал сержанту:

— Сержант Совков, вам придется на несколько дней остаться у колодца. Я пришлю сюда подсменных, палатку, оружие и все необходимое и позабочусь также о вашем довольствии. Не допускайте к колодцу никого, кроме своих. Так спокойнее будет.

У парома Рожков и Хрулев вышли, чтобы узнать, как идут дела у Анисимова. Прощаясь, майор сказал:

— Знаете, мы зря поторопились и не осмотрели как следует всего подземелья. Туда, несомненно, есть другой, настоящий вход, и шпионы проникли именно через него.

— Почему ты так думаешь? — спросил Краевский.

— По трубе до нас никто не лазил — там не было абсолютно никаких следов.

На другой лень утром меня разбудил стук в дверь.

— Войдите,—сказал я, думая спросонок, что стучит Надежда Петровна.

Дверь отворилась, и вошла... Леночка. Я так обрадовался, что даже вскочил с постели:

— Леночка! Ты! Приехала? Вот молодец! Вот умница!

— Вчера вечером... Я соскучилась, Сережа. Не могла больше ждать и решила ехать.

— Вот и отлично!.. Ну, снимай шляпу и плащ, и пойдем, я тебя познакомлю с хозяевами.

Я быстро привел себя в порядок и представил Леночку Надежде Петровне и Татьяне, которые, впрочем, уже догадались, кто она такая. Старушка приняла жену радушно, Татьяна же довольно холодно. Скоро пришла Анечка Шидловская. Познакомившись с Леночкой, она тут же съязвила:

— Сергею Михайловичу можно выдать диплом «идеального мужа»: он ни за кем не ухаживал, на нас с Татьяной вовсе не обращал внимания и больше ходил на охоту... правда, без ружья и собаки.