Василий Клепов - Тайна Золотой Долины

– Не понимаю, чего можно бояться ночью в лесу! – ответил я, хотя, откровенно говоря, идти сейчас обратно в Долину мне не особенно нравилось.

– Оля! – обратился шофер со смехом к кому-то, кого я не видел. – Ты бы согласилась сейчас пойти в Золотую Долину?

– Что ты, дядя Миша! – послышалось из кабины. – Я и днем ни за какие деньги не пошла бы.

– А почему? – поинтересовался я.

– Ой, что ты! – ответил тот же женский голос. – Да там нехорошо. Туда идти – надо особую молитву знать.

Шофер набрал ведерко воды, залил в машину и, пожелав мне удачи в рыбной ловле (я объяснил ему, что рыбачу на Зверюге), оставил нас с Белкой в кромешной тьме.

– Ну что? – спросил я, видя, что Белка не хочет начинать разговор. – Ты не бойся, говори все, как есть. Я ведь уже знаю, что это… не золото.

Голос мой осекся, и Белка, видимо, начала бояться, как бы я не заплакал.

– Ты не горюй, Молокоед, не падай духом… Не так уж все плохо, как ты думаешь.

Она рассказала мне все свои приключения в Острогорске. Когда я узнал, как принял наше открытие академик Туляков, то не выдержал и, забыв все индейские привычки, хлопнул по-русски шапкой оземь и крикнул «ура».

Белка выждала, когда я успокоюсь, и неожиданно спросила:

– А ты знаешь, что вас уже нет в живых?

– Как – нет в живых? – не понял я.

– А так… Вас уже и из домовой книги выписали и в школе из списков учеников вычеркнули! Вы же утопленники!

Мне стало весело от того, что удалось так ловко всех одурачить, и я расхохотался.

– Тебе смешно?! – вдруг крикнула Белка, и голос ее зазвенел от негодования. – И тебе не стыдно? А ты знаешь, что Левкина мама по твоей милости лежит при смерти?

И пошла и пошла отчитывать, да так, как меня никогда еще в жизни никто не отчитывал.

– Я думала, ты в самом деле умный, хороший парень, а ты… Начитался всякой ерунды и завоображал: «мы встали на Тропу», «у нас на Тропе»… Эх, ты!

Она подала мне ящик с голубем, круто повернулась и, ни слова не сказав, пошла по тракту в сторону Острогорска, где недалеко от Выжиги был ее дом. Я бросился вслед, но она обернулась и крикнула:

– Отстань! Мне даже смотреть на тебя противно.

Я все же с километр, если не больше, шел за ней, так как думал, что она погорячилась и раскаивается теперь: ведь очень темно, а идти далеко, и она, наверное, боится. Белка и в самом деле остановилась, стала меня ждать.

– Ты не думай, что я отказалась от своих слов… Я тебе еще раз говорю: ты мне противен. А остановилась я, чтобы предупредить, не говорите сразу обо всем Левке. Если уж сумел убить мать, так хоть сына не убей.

Если бы я не боялся навести на читателя тоску, то, наверное, десять страниц посвятил бы описанию своих переживаний. Мне было до того тошно, что я даже не заметил, как дошел до Черных Скал и свернул с тракта. Тропинка, по которой днем так хорошо было идти, теперь стала вдруг неровной, я все время спотыкался, а иногда и совсем сбивался с нее в сторону. Меня начинал мучить страх. То мне казалось, что на тропинке стоит человек, то чудилось, что кто-то идет следом. Я уж забыл о встрече с Белкой, а все время думал, что снова за мной крадется старик, который прячется, а от него не спрячешься. На одном повороте кто-то выскочил у меня прямо из-под ног, с шумом бросился в кусты и захохотал так дико, что я даже вспотел от страха. И хотя, понял, что это, должно быть, сова, а все равно испугался.

Наконец я вышел к Зверюге. Чтобы не столкнуться нечаянно со стариком, спустился к самой реке и стал пробираться берегом. В хижине горел огонь, и, как и вчера, между костром и дверью кто-то сидел. Наверно, ребята опять чучело выставили. Я осторожно пошел на огонь и чуть не наскочил на человека, который лежал, притаившись, на земле. Вначале я подумал, что это Димка, и уже хотел его окликнуть, но в это время костер в хижине вспыхнул ярче…

Что бы вы сделали на моем месте? Не знаю, что бы вы сделали, когда у вас нет ни топора, ни ружья, ни даже обыкновенной палки, а я лег на землю позади человека, почти рядом с ним, и не спускал с него глаз.

Весь страх у меня исчез, а осталась только злоба к этому выродку, который подкарауливает с винтовкой людей, как боровую дичь.

«Ах же ты, – думаю, – изверг проклятый! Лежишь, караулишь? Я вот тебе сейчас подкараулю! Ты у меня узнаешь, как из темноты да из кустов в людей стрелять!»

Смотрю, он зашевелился, сел и начал шарить в траве. В тот же самый момент я увидел, как шагах в десяти впереди тоже приподнялся кто-то с земли и сел. Это был Димка. Он лежал в карауле, как я вчера, а этот пес заметил его и только ждал, когда он приподнимется с земли. Целиться в Димку против огня было легко, весь он был теперь, как на ладошке. Старик уже нащупал ружье, встал, и я услышал, что он осторожно щелкнул затвором. Больше я ждать не стал, сделал неслышно три больших шага, как кошка [49], прыгнул ему сзади на спину.

Старик не удержался и повалился назад, выпустив из рук винтовку. Я изо всей силы, на какую только был способен, ударил его ногой в голову так, что у него даже зубы лязгнули, потом бросился за винтовкой.

Он оказался вертким, гадина: пробежал на четвереньках, как паук, несколько шагов и нырнул в темноту. Я направил в его сторону винтовку и, не целясь, шарахнул так, что все горы загрохотали и занимались перестрелкой минуты две или три.

– Теперь, гад, будешь знать, как подкарауливать! – сказал я в темноту и, подобрав ящик с голубем, пошел вместе с Димкой к хижине.

Меня всего трясло от этой схватки, но я все же вспомнил, что нельзя нам всем уходить в хижину. Поэтому скомандовал Димке стать за стеной, взвести курок и поглядывать вокруг, а сам присел к костру, потому что валился с ног от усталости и всех переживаний.

Левка, конечно, тоже не спал. Он начал приставать ко мне с расспросами насчет Белкиной поездки (как раз то, чего я боялся!).

– Ты знаешь, Левка, мне сейчас надо выспаться, – схитрил я, – иначе свалюсь.

– Ну спи, Молокоед, – согласился он. – Завтра расскажешь.

Когда Левка задремал, я выбрался к Димке и шепотом сообщил о несчастьях, какие свалились на нашего товарища.

– Нельзя сразу говорить, – согласился Димка. – Надо его сначала подготовить.

«Подготовить-то подготовить, – думал я, – а вот как мне тебя подготовить: ведь ты и до сих пор не подозреваешь, что в мешочках не золото, а медная руда».

К счастью, все получилось проще, чем я думал.

– А ты знаешь, Молокоед, – неожиданно произнес Димка. – Окунев, может, вовсе и не золото имел в виду, когда завещал искать вверх по ручью.

Услышав такое предисловие, я насторожился.

– Ведь он же ни слова не пишет о золоте, – продолжал мягко убеждать меня мой славный, умный товарищ. – Может, он там железо искал или… медь.

– Димка, не крути! Говори, ты что-то знаешь?