Илья Туричин - Кураж

Дежурная засмеялась.

– У вас все такие веселые?

– Все, - сказал Флич. - Но самый веселый - мой друг Михаил Васильевич, - он широким жестом указал на темную блузу.

Дежурная взглянула на Михаила Васильевича, на его голову без единого волоска, гладкую и блестящую, на его блеклые, выцветшие глаза в припухлых мешочках из дряблой кожи, на опущенные уголки рта и совсем зашлась от смеха.

– Конфиденциально, - произнес Флич, склоняясь над дежурной. - Нужен кипяток. Мой друг Михаил Васильевич не может без кофе. Уснет на ходу. И вместо двери пройдет сквозь стену. Останется дырка. Даже дыра.

Дежурная всхлипнула и утерла глаза носовым платком.

– Это… Это м-можно… У нас… у нас… есть… есть… титан.

– Яков, - нахмурился дядя Миша.

– Все в порядке, Мишель. Ты пошел за кипятком. Тебя долго не было. Я тебя знаю. Ты постеснялся спросить кипятку. Ты увлекся дамой.

– Яков! - дядя Миша внезапно наклонился и снял с ноги шлепанец.

– Мишель! - Флич отшатнулся и закрыл лицо руками, всем своим видом показывая, как он ужасно напуган. И зашептал торопливо, с присвистом: - Где титан? Где титан? У него невыносимо тяжелые шлепанцы!

– Сейчас я принесу кипяток, - - дежурная поднялась со стула. - Может, вам еще чего надо?

– Надо, - решительно сказал Флич. - Сахару и синюю птицу.

– Сахар найдется, а птицу поймайте сами.

– Будет кипяток и сахар - поймаем. Непременно поймаем синюю птицу счастья. На всех!

Дежурная величественно удалилась.

Павел и Петр, наблюдавшие эту веселую сцену со стороны, подошли.

– Вы еще не завтракали? - удивился Павел.

– Не завтракали?… Мы еще не ужинали, - вздохнул Флич.

– А завтра утром прибывают животные.

Прибывают животные, значит, начнется работа. В номере Лужиных участвуют лошади.

Дежурная принесла чайник с кипятком и пачку сахара.

– Нет-нет, не стоит беспокоиться. Мы сами. Спасибо вам. - Дядя Миша отобрал у нее чайник и сахар и пошел к себе.

– Мерси! - раскланялся Флич и пошел следом.

А дежурная села за свой стол, поставила чуть привядшую гвоздику в стакан с водой и еще долго-долго улыбалась.

Солнечным днем город выглядел симпатичным, куда симпатичней, чем ночью. И дома вовсе не мрачные, наоборот, веселые - белые, желтые, голубые. Окна в затейливых занавесках, цветы за намытыми стеклами.

Людей на улицах много. Неистово гудят грузовики. Перезваниваются трамваи, на поворотах издают странные протяжные звуки, будто открывают несмазанную дверь или кто-то неумело дует в духовой инструмент. Шумно, а движение неторопливое. Никто не спешит: ни прохожие, ни грузовики, ни трамваи.

Павел и Петр тоже неторопливо шли вслед за Фличем и дядей Мишей. Флич и дядя Миша в этом городе не впервые, идут себе потихоньку, разговаривают о своем. А Павлу и Петру все в новинку, все интересно. Глазеют по сторонам. Ведь города, как и люди, не похожи один на другой: у каждого свое лицо, свой цвет, свой характер, свой запах.

В сквере, на площадке за свежекрашеной зеленой решеткой, возводился цирк.

У ограды толпились зеваки, день был воскресный.

Флич остановился в проходе возле старика сторожа, сидевшего на табурете.

– Здравствуйте.

В клетчатом пиджаке, с "кис-кис" на шее, Флич был таким нездешним, что старик встал и пристукнул деревянной ногой.

– Здравия желаю!

– Сторож? - спросил Флич.

– Не сумлевайтесь, - строго ответил старик.

– Ну-ну, мы не сумлеваемся, - улыбнулся Флич. - Пошли.

И все четверо двинулись за ограду, сопровождаемые завистливыми взглядами мальчишек.

Стук и грохот стояли на площадке.

В центре уже высились четыре опорные мачты, словно поддерживали голубое небо. Мачты были связаны между собой, и от каждой тянулись по три троса-растяжки, будто гигантский паук сплел здесь паутину. В стороне лежали штабелями деревянные щиты, а рядом - металлические козлы.

Между мачт, возле вбитого в землю Ломика, стоял неприметный мужчина в ватнике и танкистском шлеме. Шлем плотно облегал круглое веснушчатое лицо. Оно казалось неподвижным, сонным из-за век, которые опускались на глаза, прикрывали их. Это был шапитмейстер Сергей Сергеевич, царь и бог на площадке. Униформисты, рабочие, присланные на помощь саперы - все подчинялись ему мгновенно и беспрекословно. Вот он постучал скрюченным пальцем по ломику, и тотчас один из униформистов накинул на ломик веревочную петлю.

Сергей Сергеевич махнул рукой, и униформист побежал в ту сторону, куда он махнул, быстро разматывая закрепленную на ломе веревку. И когда та натянулась струной, Сергей Сергеевич пошел вдоль нее, придирчиво осматривая, словно то была не простая веревка и от нее можно ожидать невесть чего.

– Осевую протянул, - сказал Флич.

А Сергей Сергеевич дошел до конца веревки, огляделся и топнул ногой.

– Козлы! - крикнул униформист. - Самые низкие!

Саперы подтащили металлические козлы и стали устанавливать их полукругом. А Сергей Сергеевич ощупывал козлы и даже тряс.

– Сергей Сергеевичу! - громко крикнул Флич.

Тот, не отрываясь от дела, только поднял руку.

Павлик и Петр встали в сторонке, близко подходить не решились. Сергей Сергеевич терпеть не мог, когда посторонние появлялись на площадке. Вообще-то человек добрейший, в такие минуты он свирепел и шугал даже самого директора Григория Евсеевича.

Поставить брезентовый дом - цирк-шапито - дело не простое, ответственное. А люди на площадке неопытные. Ну что, скажем, понимают в цирке саперы? А ведь чуть что не так закрепят, трос какой-нибудь недотянут или перетянут - недалеко и до беды!

Зрителей набивается полный зал. А ну, как что рухнет - ухнет?

Тут не два глаза да две руки, тут десять глаз да десять рук нужны, чтобы за всем доглядеть.

С одним манежем навозишься! Сверху-то, из рядов, он - плоский круг с барьером по краю, и ничего больше. А ежели его и в самом деле сделать плоским, то, скажем, лошади цирковые не побегут. Еще и за барьер вылетят, зрителя помнут. Потому и пол манежа делают наклонным, у барьера повыше. Широкой лентой по кругу. И лента эта п истой называется. Вроде велотрека, что ли. Лошади бегут по писте, и бежать им легко, как велосипедисту легко поворачивать на склоне. Ведь что манеж для лошади? Сплошной поворот.

И за все в ответе Сергей Сергеевич, шапитмейстер. И хоть сонными кажутся его глаза, а взгляд их зорок, цепок. Ничего не упустят, даже самой малой малости.

– Перекур, - сказал Сергей Сергеевич, когда установили первый ряд козел вокруг будущего манежа.

Площадка опустела. Саперы и рабочие уселись на штабелях, закурили.

– А, старые знакомые!

Павлик и Петр обернулись. Возле стоял лейтенант,, тот самый, что выгружал из вагона вещи.

– Здравствуйте, - хором поздоровались братья. И Павел спросил: