Евгений Рудашевский - Сердце мглы [litres]

– «Кто я такой, чтобы жаловаться на волю Провидения?» – закрыв глаза, начала шептать Зоя.

Егоров с интересом прислушался к её словам.

– «Великое колесо судьбы катится и сминает всех, кто под него попадает, – кого раньше, а кого позже; не имеет значения, когда именно, но все мы окажемся под ним».

Любопытные слова. И вполне уместные.

Анна стояла на коленях, опустив голову. Её светлые волосы расползлись, целиком скрыли её лоб и лицо. Не удавалось понять, плачет она, молится или вовсе заблудилась в тумане безумия. Аркадий Иванович верно подметил: наказание страхом – тоже наказание.

– Первый выбор вы сделали… – вновь заговорил Скоробогатов.

– Я ничего не выбирал, – твёрдо произнёс Максим.

Его первые слова за весь день.

– Ваше молчание, Максим Сергеевич, было красноречивым. К тому же вы не пытались оспорить сделанный выбор. Значит, полностью его поддержали. Правила игры простые. А теперь назовите второе имя.

– Меня не интересуют ваши правила. И я не буду по ним играть. Чёрт возьми, это вообще не игра. Неужели это вас забавляет?

Максим отвечал на удивление сдержанно. Он повзрослел с тех пор, когда в последний раз стоял связанный перед Аркадием Ивановичем. Не торопился его оскорблять, не кричал, не ругался. Очевидный прогресс. Блуждания по джунглям и трёпка, которую ему устроил Артуро, пошли мальчишке на пользу.

– «Нет, мы не простираемся перед этим колесом ниц, уподобляясь несчастным индусам, – продолжала шептать Зоя. – Мы бросаемся из стороны в сторону, молим о милосердии, но взывать к оному тщетно, ибо неумолимая судьба не ведает пощады и в своём неостановимом движении сокрушает всё и вся».

– Ваш выбор очевиден, – без нажима заключил Скоробогатов. – Перед вами три друга. Один из них в любом случае умрёт. Он тяжело болен. По вашей милости. Продолжить экспедицию не сможет. Вернуться тем более.

– Нет! – крикнул Максим. – Вы своё получили. Мы… Не трогайте никого, и я вам помогу. Даю слово. Не буду сопротивляться, пойду с вами до Города Солнца и там, если понадобится, пальцами буду копать землю, чтобы отрыть для вас его тайны. Но не трогайте больше никого!

– Любопытно, – утомлённый затянувшимся разговором, протянул Аркадий Иванович. – Играть по правилам вы не хотите, но торгуетесь. Вам, Максим Сергеевич, не хватает выдержки вашего отца. Если уж ввязались в игру, будьте готовы принять поражение. Или будьте умнее, чтобы не проигрывать. Научитесь жертвовать меньшим, чтобы получить большее. Никто не мешал вам оставить раненого друга в лесу и спрятаться – сохранить свободу себе и остальным. Ваш отец любил повторять, что «человек может поступать, как ему угодно, если он согласен нести за это ответственность». Ну что же, вы поступили, как было угодно вам. Наслаждайтесь ответственностью.

– «Из мрака мы явились, и во мрак мы уйдём».

– Ваш выбор мне ясен. Не одобряю его, но принимаю. Потому что обещал последовать ему.

– «Как птица, гонимая во мраке бурей, мы вылетаем из Ничего».

– Дмитрию вы сохраняете жизнь.

– «На одно мгновенье видны наши крылья при свете костра, и вот мы снова улетаем в Ничто».

– С Анной вас многое связывает. Следовательно, вы называете имя того, кто вас предал.

– «Жизнь – ничто, и жизнь – всё».

– Понимаю. Нелегко найти силы простить. Хотя в данном случае это нелогично. Вы могли убить двоих, в итоге умрут трое. Из-за вашего упрямства.

Скоробогатов кивнул.

Шахбан левой рукой перехватил подбородок Зои. Не позволял ей дышать и говорить, скрыл под рукавом пёструю татуировку колибри. Затылок девочки уткнулся ему в ноги. И Шахбан полоснул Зою по шее. Лезвие прошло слишком мягко, без сопротивления. Будто и не задело шею. Но следом пролилась кровь. И Шахбан отстранился. Позволил Зое упасть набок рядом с бездыханным Хорхе и дрожащим от ужаса Максимом.

Зоя хрипела, давилась. Илья Абрамович видел её ослеплённые болью, выпученные глаза. Ничем не мог ей помочь.

Казнь состоялась.

Егоров, отвлёкшись от протокола судебного заседания, посмотрел на Сальникова. Константин Евгеньевич вцепился руками в пластиковое сиденье стула. Его лицо, и без того изуродованное шрамами и ожогами, выцвело, исказилось безголосой мукой и стало лицом мертвеца, будто его кровь выхлестнулась вместе с кровью дочери.

Бедная девчонка. Видела смерть и мучения матери, видела мучения и безумие отца. Мучилась сама, толком не понимая, кто и почему обрёк её на страдания. Могла стать сильнее, но так и выросла – поломанная, изувеченная изнутри больше, чем снаружи. А теперь умирала. И её смерть была такой же глупой и бессмысленной, как и вся прожитая жизнь.

Илья Абрамович понимал, что Скоробогатов с минуты на минуту уйдёт в палатку – прикажет сворачивать лагерь и выдвигаться в путь, поэтому отвлёкся от вида умиравшей Зои и поторопился завершить работу с тетрадью. Намеревался под конец собрать подписи метисов. Как свидетели, они должны были заверить подлинность сделанных им записей.

Егоров спешно конспектировал последние слова Максима, отправившего на смерть Зою. Девчонка продолжала издавать неприятные звуки и в агонии прощалась с собственной жизнью, когда возле Ильи Абрамовича что-то глухо хлопнуло. Словно порвалась туго натянутая верёвка. Охнул стоявший рядом Баникантха. Краем глаза Егоров увидел, как тот начал пятиться, а потом повалился навзничь. Илья Абрамович поначалу решил, что Баникантха оступился, готовился прикрикнуть на него. Когда же Орошпа и Тарири, побросав опахала, отпрыгнули в сторону, когда заголосили сидевшие поблизости индейцы, Егоров и сам вздрогнул от испуга. Вскочил со стула, уверенный, что к нему, никем не замеченная, подкралась змея. Увидел, что Баникантха лежит на спине. И в груди у него, чуть ниже ключицы, торчит древко оперённой красными перьями стрелы.

Нападение шестидневной давности и смерть Баникантхи всех переполошили. Лиза тогда была уверена, что увидит несущихся из полумрака джунглей разъярённых туземцев, но стрела оказалась единственной. Отследить человека, выпустившего её, не удалось. Егоров с такой прытью, голый по пояс, занырнул под пластиковый стол, словно его столешницу не могли пробить ни стрелы, ни копья; не показывался, пока его не подозвал Лизин отец, а часом позже успокаивал всех с невозмутимым видом. По словам Егорова, экспедиция столкнулась с кучкой аборигенов, сделавших двухметровый куб и четырёх угловатых истуканов своим дикарским капищем. Аборигены терпели чужаков, а потом огрызнулись, увидев, что те смеют приносить кровавые жертвы местным богам. Прозвучало не очень убедительно.

Лиза думала, кто-нибудь из нанятых индейцев непременно сбежит. Никто не сбежал. Кандоши и агуаруна как миленькие последовали за остальной группой. Вместе спокойнее. Лагерь свернули за час. Выдвинулись в поспешности, словно в километре оттуда их ждали королевские номера в пятизвёздном гостиничном оазисе. Баникантху не похоронили. Оставили лежать со стрелой в груди.