Лилиан Браун - Кот, который свихнулся на бананах

Она спросила Квиллера, хочет ли он подняться по парадной лестнице или пройти к лифту в задней части дома. Лестница была по-старинному крутой, а из-за устилавшего её пышного ковра и без того узкие ступени не вмещали ботинок сорок четвёртого размера. Лифт, доступный со стороны автомобильной стоянки у пыльного фасада здания, был недавним нововведением.

– Я – человек отчаянный, поэтому я выбираю опасный, но короткий путь, – заявил Квиллер.

Лестница утопала в розах, стены были тёмно-красные, увешанные несметным числом гравюр. Дизайнер и по совместительству мэр Пикакса Аманда Гудвинтер недаром сказала Квиллеру: «Я делаю то, что хочет клиент. Деньги – его, и пусть живёт с тем, за что платит».

Наверху было ещё больше красных роз и красных стен, закрытых огромными картинами в тяжёлых золочёных рамах.

Разговор протекал за богато украшенным резьбой столом с мраморной столешницей, вокруг которого стояли обитые бархатом стулья.

– Вы наотрез отказываетесь от чая? Может, всё-таки выпьете чашечку? – ещё раз предложила Мэгги.

Квиллер снова отказался.

– Я пишу книгу о Хиббард-Хаузе, – начал он, -которую будет издавать Фонд К.

– Знаю, знаю! Вайолет мне сказала! Я очень, очень рада! Чем-нибудь могу помочь? Я старше Вайолет, но мы вместе росли.

– То, что мне надо, Мэгги! Я собираю воспоминания о Хиббард-Хаузе у старожилов Пикакса.

И он поставил на мраморную столешницу диктофон.

– О, я помню, как мы подымались на башню, чтобы посмотреть на озеро в десяти милях от Хиббард-Хауза… как зимою слетали на санках с холма, на котором он стоит… а летом ночевали на веранде в спальных мешках… как сидели вокруг печки в библиотеке, и отец Вайолет читал нам вслух. Вайолет поступила в колледж, потом уехала в Италию, а я вышла за Джереми и была безумно счастлива. Он любил выращивать розы и каждый день преподносил мне одну прекраснейшую флорибунду из нашего сада, напевая песенку «Только роза» из оперетты Рудольфа Фримля «Роз-Мари»! У него был красивый баритон!.. Пока Вайолет жила в Италии, мы с ней переписывались, и меня бросило в жар при известии, что она собирается замуж за художника. Ну а когда её родители узнали, что он не только художник, но ещё и иностранец … они чуть не умерли! Вайолет было сказано, что это убьёт её мать! Она вернулась домой.

– И замуж так и не вышла? – спросил Квиллер.

Мэгги сдержанно кивнула.

– Назло, я думаю. Она была единственным ребёнком, и на ней, следовательно, кончалась прямая линия Хиббардов… Я никогда не забуду, как она, когда вернулась из Италии, горько плакала изо дня в день. И я плакала вместе с ней.

Слёзы выступили у неё на глазах, и Квиллер сказал:

– Я, пожалуй, выпил бы чашку чая.

Когда Мэгги вернулась с чайным подносом, лицо у неё было спокойное.

– Мне было вдвойне обидно за Вайолет, потому что мы с Джереми были райски счастливы, и он выращивал розы со страстью. Однажды он послал Вайолет розу на длинном стебле, сопроводив её знаменитыми стихами Хафиза, которые вы, наверно, знаете.

Она прочла наизусть написанные в тринадцатом веке строки:

Не выпускай вовек из рук бокал с вином.

Не разжимай руки, держащей стебель розы.

Мир нашу жизнь создал дурным умом,

Так будь же сам стратег и не страшись угрозы. 12

– М-м-м, – промычал Квиллер. – Вдохновенный жест!

– То, что ей было нужно, Квилл. Не знаю, что больше – стихи или роза. Джереми начал наблюдать за розовыми бутонами за двадцать лет до того, как это вошло в моду в Локмастере. И специально для этой цели выращивал в теплице розы на длинном стебле. Это особый сорт, знаете ли, их сажают почти впритык, чтобы они тянулись вверх. Как мне жаль, что вы с Джереми не знали друг друга.

– Вы знаете, что у Вайолет проблемы со здоровьем?

– Я знаю, что она сегодня поехала в Локмастер. к своему врачу. Уже несколько лет, как у неё признали аневризму. Эта болезнь сражает без предупреждения.

На какое-то мгновение Квиллер потерял дар речи.

– Я потрясён! У меня сердце разрывается… Бедная она, бедная! Я поражён тем, с какой выдержкой она держится,

– Она научилась жить каждым днём, – сказала Мэгги. – Теперь вы знаете, почему я рада, что вы работаете над книгой о Хиббард-Хаузе. А с другой стороны, она, возможно, доживёт до ста лет. Я подумаю, что ещё я могу вспомнить о тех годах.

– И добавляйте это к уже записанному на диктофон, а я через неделю свяжусь с вами по телефону.

Когда Олден на служебном фургоне Хиббард-Хауза въёхал во двор амбара, Квиллер, выйдя к нему навстречу, посоветовал развернуть машину кузовом к кухонной двери. Коко и Юм-Юм наблюдали за маневрами из окна, но вскоре разбежались в разные стороны. Квиллер любил повторять, что только два сиамца знают, как разбежаться сразу в трёх направлениях.

Мужчины сложили коробки по одну сторону каминного куба, и Олден предложил помочь расставить книги по полкам. Но Квиллер сказал, что сначала их надо внести в каталог.

– Я займусь распаковкой, а вы подымитесь наверх и послушайте, какая здесь акустика. Прочтите что-нибудь, например, из Шекспира.

– Да, такая удача выпадает человеку лишь раз в жизни! – заявил гость, обозревая собрание шекспировских пьес. – У вас коллекционное издание, как я погляжу. Счастливчик!

– Возьмите «Генриха Пятого» и прочтите пролог, – предложил Квиллер. И потом с истинным наслаждением, как зачарованный слушал лившиеся из-под крыши амбара тридцать четыре строки начиная с первой: «О, если б муза вознеслась, пылая…»

Ничего подобного яблочный амбар ещё не слыхал! Быть может, сам чтец ещё никогда не выступал в таком прекрасном зале!

– Спойте что-нибудь, Олден! – крикнул Квиллер снизу.

– «Мужчина должен быть суров, он должен быть отважен…» – запел Олден. 13

Квиллер зааплодировал, и Олден, возбуждённый, в приподнятом настроении, начал спускаться. И вдруг – не прошло и нескольких секунд – он полетел вверх тормашками и с шумом приземлился на пол.

Квиллер, вскрикнув, бросился наверх и в тот же миг увидел, как мелькнул и скрылся бежевый комочек меха.

– Олден! Вы не расшиблись? Что случилось?

– Не знаю, но вроде жив. На занятиях по актёрскому мастерству нас учат, как падать на подмостки.

– Может, чего-нибудь выпьете, чтобы успокоить нервы?

– С нервами у меня всё в порядке. Благодарю, но мне пора домой – открывать к столу бутылки.

– Передайте Вайолет: я пишу ей записку с тысячью благодарностей.

Квиллер был рад, что его предложение выпить встретило отказ: ему не терпелось заняться свалившимся на него щедрым даром, представлявшим журналистику конца девятнадцатого – начала двадцатого веков. Среди прочих там значились такие имена, как Менкен, Хёрст, Паттерсон и Люс… имена таких женщин, как Нелли Блай и Айда Тарбелл… таких писателей, как Марк Твен, Артемус Уорд, Ирвин С. Кобб, Уилл Роджерс Джордж Эйд, Стивен Крейн, Амброуз Бирс. 14