Елена Усачева - Когда статуя оживает

– И утром скажете своим вожатым, – перебил его Петухов, – чтобы зашли ко мне. Где корпус, помните? Или проводить?

Щукин толкнул в бок Глебова, еще не остывшего после несправедливого обвинения, и оба приятеля зашагали по дорожке. Лена кралась вслед за ними по кустам.

Этот день для всей троицы оказался очень тяжелым. Ребята клевали носом и спали на ходу. Столовая привела их в тихий ужас. Раньше здесь всегда толпилось много народа. Шумели старшие отряды, громко разговаривали средние, шныряли между столами малыши. Сейчас шум вроде бы стоял тот же. И старшие галдели, и средние спорили из-за очереди за тарелками, и малыши кричали. Но все это уже было как-то не так. За столами появилось много пустых мест.

– Еще немного, и она всех перетаскает, – мрачно пробормотал Щукин. – Не нравится мне это.

Васька молчал, задумчиво размазывая кашу по тарелке.

– Ты чего молчишь? – ткнул его в бок Серега.

– А чего тут говорить? – Васька поднял покрасневшие от бессонной ночи глаза. – Делать надо что-нибудь, а не говорить.

Когда с утра Максим вернулся от Петухова, вид у него был немного потрепанный. Он внимательно посмотрел на приятелей и ничего не сказал.

– Ты-то хоть ночью спала? – спросила вожатая Лену с надеждой в голосе. Та машинально кивнула. – И то хорошо… – Продолжать свою мысль Наташа не стала.

Ребята на Лену опять косились – еще бы, как только становится опасно, она исчезает. Оправдываться девочка и не пыталась, пусть думают что думают. У нее и без них болит голова.

– Как это – не о чем говорить? – Щукин отодвинул от себя тарелку. – Поймать бы ее да стукнуть пару раз по башке.

– Что бы такого придумать? – Ложка Глебова выводила в манной каше забавные завитушки.

– Все ясно. – Щукин откинулся назад с таким довольным видом, как будто над своим решением он думал много лет и наконец придумался самый простой выход. – Я на нее охоту начну. Надо сделать так, чтобы не она за нами следила, а мы за ней. И попробовать заранее угадать, что она хочет сделать. Тогда мы ее победим.

Глебов мрачно оглядел столы. Через проход сидела Гусева и аппетитно уплетала кашу, время от времени откусывая от большого ломтя белого хлеба.

– Вот кого барабанщица не тронет, – мрачно изрек он, – так это Гусеву.

– Это еще почему?

– Большая слишком. Она ее не утащит. К тому же с такой мамашей, как у нее, никакие привидения не страшны.

Все прыснули.

– Надо с Володей поговорить, – вспомнил Василий, – вдруг он что-нибудь узнал.

Рядом с их столом остановился Максим.

– Мы идем на речку, – четко проговаривая слова, сказал он. – Это понятно?

Все трое одновременно кивнули.

– Можно, я Володю поищу? – тихо спросил Глебов.

– Какого Володю? – нахмурился Максим. – А-а-аа… – протянул он. – Да-да, конечно. И приходи на пляж.

Глебов сорвался с места и убежал. Друзья проводили его сонными глазами.

– Сейчас бы поспать, – потянулся Серега.

– На речке выспимся, – без энтузиазма сказала Лена.

– Привет, Ленок, – рядом на лавку бухнулась Гусева. – Я смотрю, ты кавалеров меняешь, как перчатки. – И она выразительно покосилась на Щукина, на что Серега демонстративно громко отодвинул лавку, плюхнул тарелку на тарелку так, что каша брызнула, и пошел из столовой. – Ой-ой, какие мы нежные. – Маринка посмотрела на него, насмешливо сощурив глазки, и вдруг резко повернулась к Лене. – Мать сказала, что вы с ней в пять утра говорили. Зачем вам это?

Не ожидавшая такой атаки, Лена замялась.

– Говори, говори, – подбодрила ее Маринка. – Какие тайны мадридского двора скрываете? Я давно заметила, что ты с этим ненормальным Глебовым шушукаешься. Зря, конечно, но рассказывай.

– Не было ничего. – Лене совсем не улыбалось посвящать во все эти истории Гусеву, засмеет еще. – Так, захотелось выяснить, она твоя мать или однофамилица. Вот и подошли спросить, а Глебова болтать разобрало.

– В пять утра? – Глаза Маринки стали огромными. – Не смеши меня. По твоему кислому виду сразу понятно, что вы всю ночь не о моей родословной беседовали.

– Ну… – Лена мучительно подбирала слова. – Как тебе сказать… – В сонную голову совсем ничего не приходило. – Глупость, конечно… – Маринка уже начала терять терпение. – Мы спрашивали про местные легенды, – наконец нашлась она. – В лагере наверняка есть какие-нибудь байки. Наташка рассказывала про барабанщицу, ты про крест на мысе. Нам стало интересно, знают ли взрослые еще что-нибудь в этом роде.

– Ну вы и ненормальные. В пять часов утра! А днем это выяснить нельзя было? Я тебе этих историй ворох порасскажу, ты потом месяц спать не будешь. Ха! – Гусева никак не могла прийти в себя от услышанного. – Да моя маманька вам и не нужна.

– Расскажи, – попросила Лена.

Маринка внимательно посмотрела в ее лицо.

– Да пожалуйста. Тебе про кого?

– Про барабанщицу еще что-нибудь знаешь?

– Знаю. – Маринка резво вскочила с лавки, мотнула головой. – Пошли на улицу. – Была она вся такая радостная, довольная, румяная.

И вдруг взамен этого лица, круглого, с ямочками на щеках, Лена представила другое – бледное, плоское, с пустыми глазами.

– Маринк, – осторожно спросила она, – а тебе ночью ничего такого не снилось? Ну, страшного.

– Мне вообще ничего не снится, – беззаботно рассмеялась Гусева. – Я крепко сплю. Чего сидишь? Пойдем.

Солнце ослепительными брызгами играло в ленивой воде Киржача. Разморенные жарой ребята лениво подставляли свои бока обжигающим лучам. Всем было жарко. Одна Лена сидела под ярким солнцем, и ее бил озноб. Ей было страшно, неуютно и холодно, а неутомимая Маринка все рассказывала и рассказывала свои истории.

– Дело было так. – Гусева на мгновение закрыла глаза, как бы выбирая из вороха легенд самую подходящую. – Говорят, что речка стала размывать берег сразу после того, как утонула та девчонка. Не помню, как зовут… Короче, ты знаешь. А вслед за ней стали загадочным образом исчезать дети. Шли они на речку и обратно не возвращались. И только одной девочке удалось вернуться. Пришла она в лагерь и рассказала, что на самом деле берег подкапывает утопленница. Она скребет его длинными зелеными когтями, грызет гнилыми зубами, хочет сделать так, чтобы вода смыла лагерь. Как только на берегу показываются дети, она выплывает на мелководье и тихим голосом зовет их к себе, обещает всяческие подарки, если подойдут. Они и идут. Тут-то она их к себе и затаскивает. Кого затащит, заставляет тоже берег копать. И вот набралось уже много ребят, все они дружно копают, стараются. Докопали до первых корпусов. Начальники спохватились, что сейчас все развалится, начали берег укреплять. Приехал экскаватор. Зачерпнет земли, а из-под нее вода бьет. Копал, копал, ничего сделать не смог. Тогда решили отвести речку стороной. Сделали ей новое русло, старое перекрыли, и вода потекла по другому месту. Утопленница не успела выбраться из реки, так ее в старице и закрыли. С тех пор вода там гнилая и вонючая – это утопленница слезы льет, что не удалось ей погубить лагерь. А все дети, что она утащила в речку, как только смена закончилась, выбрались на берег и поехали домой.