Жорж Байяр - Мишель и машина-призрак

После обеда Мишеля осенило.

– Слушай, Даниель, – сказал он, когда они с братом мерили шагами центральную алле^о, – по-моему, нам надо провернуть одну штуку.

– Какую штуку?

– Если мы действительно хотим помочь Эрнесту, надо сходить к потерпевшему… этому господину Рамадону. Может, он сумеет убедить жандармов?

– Для начала нужно его самого убедить, что Бури невиновен.

– Попытка не пытка. Честно говоря, я просто не могу жить спокойно с сознанием, что бедйяга Бури сидит в тюрьме.

– А у тебя есть адрес?

– В статье говорилось, что это на улице Рам-пар. Забыл номер дома. Ничего, там спросим.

– Вместе пойдем или мне остаться в мастерской – помочь ребятам?

– Как хочешь.

– Что-то мне не слишком улыбается перспектива тащиться туда. Если ты не против…

– Ладно, договорились. В каком-то смысле так даже лучше.

Четверть часа спустя Мишель покинул «Маргийери». Настроен он был весьма бодро – впервые за несколько последних дней.

«Любопытно будет познакомиться с этим господином», – сказал он себе.

Улица Рампар была небольшой. Когда Мишель ее отыскал, часы показывали начало третьего. «Не самое подходящее время для визитов, – подумал он, – тем более к незнакомым… Ладно, была не была! В конце концов это в интересах господина Рамадона: чем быстрее поймают настоящего преступника, тем скорее он получит обратно свое добро».

Справляться у местных обитателей Мишелю не потребовалось. На калитке красивой виллы он заметил медную дощечку с нужным ему именем:

А. РАМАДОН

Торговый представитель

Мишель нажал на кнопку звонка и приготовился ждать. Вилла была окружена садом, ухоженным, но довольно безвкусным. По углам свежеподстриженной квадратной лужайки стояли фаянсовые фигурки животных: охотящаяся за мышью кошка, несуразный петух, дремлющая собака.

На первом этаже в окне шевельнулись занавески, и полированная дубовая дверь распахнулась одновременно с калиткой, которая приводилась в действие электрическим затвором.

Мишель увидел рыжеволосую девочку в джинсах и темно-зеленом свитере. Перемахнув через три ступеньки, она соскочила с крыльца. На вид ей было лет тринадцать-четырнадцать. Когда она подошла поближе, юноша разглядел бледное лицо и необычного цвета глаза: серые с голубыми пятнышками.

– Что вам угодно? – спросила она.

– Меня зовут Мишель Терэ. Могу я увидеть господина Рамадона?

– Дяди нет дома. Я Николь, Николь Марнье. Где-то я уже слышала ваше имя… Кто же мне про вас рассказывал? Ах да, жандармы. Они были вчера у нас по поводу кражи. Вы свидетель или что-то в этом роде?

Мишель насупился. Когда-нибудь этой истории наступит конец?

– Совершенно верно, – ответил он. – Ладно, не буду вам надоедать. Я, собственно, к господину Рамадону.

– Понятно… а еще я слышала, вы устраиваете распродажу. И организуете киноклуб, верно? Как интересно!

– Не один я, вся школа.

– Послушайте… не знаю даже, как сказать… короче, я всего два дня во Франции. Год провела в Англии, и, честно говоря, мне одной здесь ужасно тоскливо. Можно я буду вам помогать? Я умею рисовать, шить и печатать на машинке!

Ошеломленный таким напором, Мишель не сумел сдержать улыбки.

– Вы меня считаете дурочкой? – улыбнулась девушка. – Понимаете, в Англии у меня была очень насыщенная жизнь. А здесь я себя чувствую совсем чужой. Потому и навязываюсь в помощницы.

– Ну что вы! Я просто растерялся… ожидал застать господина Рамадона…

– Понятно. Хотите, я пойду с вами в школу… ну, туда… где вы ремонтируете вещи?

– Конечно, вы нам очень поможете.

– Только, пожалуйста, зайдите на минутку. Я черкну записку дяде, сообщу, где меня искать.

Мишель прошел в холл, из него в гостиную. Николь Марнье нашла блокнот и ручку и спросила у него адрес.

Мальчик тем временем рассматривал старую фотографию – на ней был изображен мужчина лет тридцати. Николь перехватила его взгляд.

– Это мой отец, – проговорила она негромко. – Я его почти не помню. Он погиб во время кораблекрушения, когда мне было три года. А мама… она покинула нас еще раньше.

Николь указала на другой портрет – увеличенный любительский снимок, довольно расплывчатый. Девушка ни капли не походила на родителей, но, может быть, причиной тому было качество фотографий. Значит, она сирота. Мишель почувствовал, что проникается к ней симпатией.

– Ну что, пойдемте? – предложила Николь.

Дорогой Мишель расспрашивал спутницу о грабеже. Странное дело, но девушка явно темнила, долго мялась, прежде чем ответить, словно боялась попасть впросак.

– Господина Рамадона не было дома? По крайней мере, так говорится в газете.

– Э-э… ну да, – промямлила девушка.

– Он сразу обнаружил кражу?

– Вроде. На следующий день, это уж точно.

– И тут же обратился в полицию? Николь еще больше смешалась.

– Не знаю… наверное, – проговорила она в конце концов.

– Пропало что-нибудь ценное?

– В общем, да. Кое-что из отцовских вещей, для меня они были памятью, а что касается остального – из дяди много не вытянешь. – Девушка вздохнула. – Как только стану совершеннолетней, перееду в Даур, это в пяти километрах отсюда, там у отца дом. Кажется, сейчас дядя его сдает. Всю нашу мебель запихнули в одну комнату. Я там не была с тех пор… как отец исчез. Слишком много тяжелых воспоминаний, но лучше уж там, чем здесь…

Мишелю было не по себе. Николь Марнье держалась вполне раскованно. Дядю она явно недолюбливала; тем более удивляли ее недомолвки, как только разговор касался ограбления. А самым поразительным были ее слова о тяжелой семейной обстановке – слова, сказанные человеку, с которым она знакома считанные минуты. За всем этим проступало полнейшее смятение, душевное одиночество.

Мишель перевел беседу на другую тему: он рассказал девушке о благотворительном празднике, о Даниеле и двойняшках…

– Я часто жалела, что у меня нет ни брата, ни сестры, – призналась она.

Появление Николь произвело в «Маргийери» фурор.

Мишель представил ее товарищам. Двойняшкам новая знакомая явно пришлась по душе. Не успела она приняться за починку старого кресла, как те мигом пристроились рядышком.

– Вас… зовут мадемуазель Марнье? – спросила Мари-Франс.

– Да, можно просто Николь, – ответила девушка. – А тебя?

– Мари-Франс, а это – Ив. Мы близнецы.

– Хорошо ладите друг с дружкой? Вместо ответа двойняшки расхохотались. Затем, немного подумав, девочка робко добавила:

– По-моему, в Дауре жил какой-то Марнье, вы с ним знакомы?

Николь широко открыла рот, словно ей внезапно стало не хватать воздуха. С расширившимися от изумления глазами она нагнулась к своей маленькой собеседнице.