Астрид Линдгрен - Суперсыщик Калле Блумквист рискует жизнью

Они купили себе по порции мороженого за двадцать пять эре каждая и снова двинулись в путь. Чуть дальше, у речного моста, медленно шел патрулировавший улицу полицейский Бьёрк. Пуговицы его мундира сверкали.

– Привет, дядя Бьёрк! – закричала Ева Лотта.

– И вам привет! – поздоровался полицейский. – Привет, суперсыщик! – добавил он, дружески потрепав Калле по затылку. – Нет ли сегодня каких-нибудь новых преступлений?

По лицу мальчика было видно, что он оскорблен. Ведь дядя-то Бьёрк прошлым летом был вместе с ними и пожинал плоды охоты Калле за преступниками. Так что ему-то уж, в самом деле, так шутить не пристало.

– Нет, сегодня никаких новых преступлений не было, – ответил вместо Калле Андерс. – Все воры и убийцы получили приказ прекратить свою деятельность до завтрашнего дня, потому что сегодня у Калле времени для них нет.

– Не-а, сегодня мы отрежем уши Алым, – сказала Ева Лотта, чарующе улыбаясь полицейскому Бьёрку.

Он ей очень нравился.

– Ева Лотта, иногда мне кажется, что тебе следовало бы стать чуточку более женственной, – заметил Бьёрк, огорченно глядя сверху вниз на тоненькую загорелую амазонку, которая, стоя у водостока, пыталась, играя, поймать на согнутый большой палец ноги пустую коробку из-под сигарет. Ей это удалось. Бах! Сильный удар ноги – и коробка из-под сигарет летит вниз, в реку.

– Женственной, о да, но только по понедельникам – непременно, – заверила его Ева Лотта и мило улыбнулась всем своим прелестным личиком. – Привет, дядя Бьёрк, а теперь нам пора отчаливать.

Бьёрк покачал головой и пошел дальше.

Мост через реку представлял собой большое искушение всякий раз, когда надо было переходить через него. Разумеется, его можно было пересечь в обычном порядке. Но там были перила, совсем узенькие перила. И если перебираться через мост, балансируя на этих перилах, то где-то в животе приятно замирает… Потому что ведь может статься , что плюхнешься вниз, прямо в реку. Само собой, это ни разу еще не случалось, несмотря на многочисленные длительные упражнения на перилах моста. Но кто его знает, никогда ни в чем нельзя быть уверенным. И хотя они очень спешили отрезать уши Алым – дело-то было абсолютно неотложное, – они все – и Калле, и Андерс, и Ева Лотта – сочли, что у них есть еще время для небольшого циркового номера… Разумеется, это было строго запрещено, но полицейский Бьёрк исчез и больше не видно было ни души.

Да нет, одна душа была. Именно в этот момент, когда они целеустремленно карабкались на перила и у них в животе появился леденящий холодок, на противоположной стороне моста показался, ковыляя, старик Грен. На старика Грена никто не обращал внимания. Остановившись перед ребятами, он вздохнул и сказал со своим обычным отсутствующим видом:

– Да, да, веселые забавы у деток! Веселые, невинные забавы у деток, да, да!

Старик постоянно повторял эти слова. Иногда дети передразнивали его. Но, разумеется, он никогда этого не слышал. Когда же Калле по ошибке попадал футбольным мячом прямо в витрину папы Блумквиста, или когда Андерс сваливался с велосипеда, угодив лицом прямо в куст крапивы, случалось, что Ева Лотта, вздыхая, говорила:

– Да, да, веселые забавы у деток, да, да! Они удачно добрались до передней части моста.

И на этот раз никто из них не свалился. Андерс оглянулся, не заметил ли кто-нибудь их фокусы. Но Лильгатан по-прежнему была пуста. Только где-то вдали шел старик Грен. Его ковыляющую походку нельзя было спутать ни с какой другой.

– Никто так странно не ходит, как Грен, – сказал Андерс.

– Грен вообще чудной, – заметил Калле. – Но, может, и станешь чудным, если ты так одинок на свете.

– Бедняга, – пожалела Грена Ева Лотта. – Подумать только: жить в такой жуткой лачуге, и никто у тебя не уберет, не сварит еду и вообще ничего тебе не сделает.

– Чепуха, с уборкой, верно, можно и самому справиться, – после зрелого размышления сказал Андерс. – И я ничего не имел бы против того, чтобы побыть немного одному. По крайней мере тогда оставят в покое модель, которую ты изготовил.

Андерс вынужден был ютиться со множеством маленьких братьев и сестер в крошечной квартирке, и сама мысль о том, чтобы иметь целый дом в собственном распоряжении, была для него не так уж отвратительна.

– О, ты бы стал от такой жизни чудным через неделю, – сказал Калле. – Я имею в виду – еще более чудным, чем ты есть. Таким же чудным, как Грен.

– Папа недолюбливает этого Грена, – сообщила Ева Лотта. – Он говорит, будто Грен ростовщик, процентщик.

Ни Андерс, ни Калле не знали, что такое ростовщик, но Ева Лотта объяснила им:

– Папа говорит, что это такой человек, который одалживает деньги людям, которым они нужны.

– Да, но это, верно, здорово с его стороны, – сказал Андерс.

– Нет, вовсе нет! – возразила Ева Лотта. – Понимаешь, это происходит так. Предположим, тебе необходимо одолжить двадцать пять эре, тебе эти двадцать пять эре до зарезу нужны для чего-нибудь…

– На мороженое, – предположил Калле.

– Попал в точку, – сказал Андерс. – Я уже чувствую, что мне оно необходимо.

– Да, так вот, тогда ты идешь к Грену, – продолжала Ева Лотта, – или к какому-нибудь другому ростовщику. И он дает тебе эти двадцать пять эре…

– Правда? – воскликнул Андерс, радостно удивленный такой возможностью.

– Да. Но ты должен обещать вернуть эти деньги через месяц, – объяснила Ева Лотта. – Но тогда двадцать пять эре будет уже недостаточно. Тебе придется заплатить ему пятьдесят эре.

– Ни за что! – возмутился Андерс. – С какой стати я это сделаю?

– Ребенок! – сказала Ева Лотта. – Ты что, никогда не решал в школе такие вот задачи на проценты? А Грен хочет получить проценты на свои деньги, понимаешь?

– Да, но он же может брать умеренные проценты, – произнес Калле, который не хотел, чтобы бюджет Андерса был окончательно подорван.

– А вот этого ростовщики и не делают, – сказала Ева Лотта. – Умеренно они не берут. Они берут слишком высокие проценты. А по закону это нельзя. Потому папа и недолюбливает Грена.

– Да, но почему же люди такие глупые, как пробки, что одалживают деньги у ростовщиков, – удивился Калле. – Ведь они могли бы одолжить на мороженое у кого-нибудь другого.

– Дурачишка! – сказала Ева Лотта. – Тут речь идет не о двадцати пяти эре, а о тысячах крон. Может, есть люди, которым необходимо, необходимо, ну, просто необходимо получить пять тысяч крон сию же минуту. И может, нет никого, кто бы им одолжил эту сумму. Никого, кроме таких ростовщиков, как Грен.

– Пошлем этого Грена подальше, – заявил Андерс, предводитель Белой Розы. – Вперед, на битву! К победе!

Перед ними стоял дом почтмейстера, а за ним в саду одна из служб – длинное строение под одной крышей, которое использовалось как гараж. Как гараж и штаб-квартира Алой Розы. Потому что сын почтмейстера Сикстен был предводителем этой воинственной банды. Сейчас гараж казался пустым и заброшенным. Издалека можно было увидеть, что к его двери прибит большой плакат. Казалось бы, проще простого пройти через садовую калитку, затем к гаражу и прочитать, что там написано, но так войну Роз не ведут. Это могла быть ловушка. Алые Розы, быть может, лежали в засаде в своей запертой штаб-квартире, готовые броситься на доверчивых недругов, осмелившихся подойти столь близко.