Валерий Гусев - Картина с кляксой

Вообще-то если по правде, то я рыбалку больше люблю. Сидишь себе на бережке, можно о чем-нибудь приятном думать, а в лесу только и думаешь, как бы не заблудиться, за корягу не зацепиться, на сучок не напороться…

– Пап, – сказал я, – а карасики жареные не хуже оладьев.

– Караси в пруду тоже кончились, – зачем-то возразил Алешка. – Одни бычки остались.

– Вот и хорошо! – обрадовалась мама. – Мы их завялим – вобла будет.

– Они еще мелкие, – почему-то упрямился Алешка. – А грибы крупные. И вставать рано не надо. – И он опять зевнул с таким азартом, что мама тоже не удержалась.

Вопрос решился. Как всегда, в Алешкину пользу.

– Тебе это надо? – спросил я Алешку, когда мы забрались на свои антресоли в виде чердака.

– Еще как! – И зевнул уже по-настоящему. – Во, Дим, луна засветилась, можно свечку не включать.

На чердаке и вправду было светло. Только свет был какой-то странный – не холодный, лунный, а багровый, прерывистый.

Алешка прилип к окну, доложил:

– Дим, на огороде деда Строганова здоровенный костер горит. Хрень какая-то.

Я согласился. Дед, конечно, с тараканами в голове, но не до такой же степени, чтобы посреди ночи печь на огороде картошку или жарить шашлык.

– Греется дед, – предположил Алешка. – Пошли посмотрим. Или тоже погреемся.

Что-то в Алешкином голосе было такое, что я послушался.

Отработанно, беззвучно мы спустились по штормтрапу в густые заросли малины, где уже успели протоптать надежную тропку. Пробрались на зады дедовой усадьбы. Ночь была очень росная, и мы промокли так, что впору было в самом деле погреться у костра.

Очень близко к нему подходить не стали – мало ли что – и заняли позицию для наблюдения за растрепанным прошлогодним стожком. Здесь было сухо, пахло прелым сеном и шуршали по своим делам мышки.

Костер был обильный, ярко светился в ночи. Возле него суетился дед, подбрасывая в огонь какие-то палки. В свете то красного, то багрового пламени маленький росточком дед казался сказочным гномом, который варит на костре свою волшебную похлебку. Дед то появлялся в свете пламени, то скрывался в темноте, откуда появлялся с охапкой дровишек.

Наверное, подумал я, отходы своей пилорамы сжигает. Но почему ночью?

А тут возникла из темноты еще одна загадка. Послышались грузные шаги, ворчание, и появилась массивная фигура со стороны дедова сарая. Фигура принесла охапку таких же палок или реек и сбросила ее у костра.

– Все? – спросил дед.

Фигура что-то сердито пробурчала и растворилась во мраке.

Прямо какие-то страшные сказки.

Дед поворошил костер, отчего тот взметнулся к небу снопом веселых искр, постоял еще немного и пошел домой.

Мы тоже немного подождали на всякий случай и осторожно подошли к затухающему костру.

Алешка выхватил из углей недогоревшую головешку. Без всякой экспертизы было ясно, что это обломок рамы. Явно от картины, покрытый золотой или бронзовой краской.

– Это что-то значит, – прошептал Алешка.

– Это значит, что дед побросал в огонь бракованные заготовки. Вот и все.

Мы знали, что Строганов нередко подрабатывал в музее как хороший столяр. Мастерил стеллажи и полки, вязал рамы для картин и даже иногда реставрировал не очень сложную мебель. Вот и все.

– Вот и не все, – сказал Алешка. – Эти обгорелки не новые, понял?

Ничего я не понял. Я продрог от холодной росы и хотел спать.

Мы вернулись к себе и, чтобы поскорее согреться, раскрыли свою новогоднюю коробку с конфетами.

– Конфеты кончаются, – заметил Алешка, снова запуская пятерню в коробку. – А загадки начинаются…

Утром мы все-таки пошли за грибами. Алешка так настаивал, что и дураку было ясно – неспроста! Так и оказалось…

Обошли сухое болото и углубились в веселую березовую рощу. Алешка, как ни странно, смотрел больше по сторонам, чем под ноги. И без конца трещал:

– Дим, мы с тобой запросто этих жуликов поймаем. Раньше, чем майор Злобин.

– Не лезь ты в это дело. Пусть сами разбираются.

– Кто, Дим? – Алешка даже остановился.

– Кто-кто? Работники музея, местные сыщики.

– Они разберутся! – презрительно фыркнул. – В музее там все беспомощные. И в обморок падают. У них там сплошные рудиколеты!

– Радикулиты, – поправил я.

– Это еще хуже, Дим. А эти сыщики сразу папу позвали. – Он опять осмотрелся по сторонам. – А сами растерялись. А я тебе сейчас одного жулика покажу. Он, по правде говоря, не очень-то жулик. Он, Дим, соучастник. Но главный. Без него ничего бы не получилось.

Тут уж я не выдержал:

– Хватит всякую чушь болтать!

– Спокойствие, Малыш, только спокойствие. Помнишь мою считалочку: «Раз, два, четыре»? Ты еще спросил: а где «три»?

– А где «три»? – послушно повторил я.

– Вот там, на поляночке. Только не спугни. Шагай шепотом.

Мы сделали «шепотом» еще несколько шагов и вышли на край полянки, залитой ярким солнцем. Над ней стоял запах всяких цветов, а на ее краю… сидел за мольбертом бедный студент Истомин. Вернулся Карлсон! Как ни в чем не бывало.

– Ну и что? – спросил я Алешку. – Давай-ка лучше грибы собирать.

Но Алешка вцепился в свою дурацкую идею, как клещ в собачью шкуру. И яростно зашептал:

– Как украли картины? Их сняли, а вместо них повесили другие, точно такие же. А кто срисовывал копии? А кто в драных кроссовках? Копии теперь висят на месте украденных картин. А кроссовки…

– А кроссовки где висят? – перебил я.

– Ты ничего не понимаешь. Слушай дальше. Он больше в музее не рисует. Он сам мне сказал: «Все, Лёх, буду теперь писать природу. В березовой роще». А кроссовки у него теперь фирменные. И джинсы клевые. Врубился?

Я так врубился – будто лбом в дерево. Аж листья полетели. Выходит, все-таки этот бедный симпатичный студент делал копии ценных картин, чтобы ими заменили подлинники. И получил за это деньги. На кроссовки и джинсы.

– А кому он эти копии делал?

– Пусть он сам скажет. Не отвертится. Держи! – И Лешка сунул мне в руку палку вроде дубинки.

– Это еще зачем?

– Затем! Я его буду допрашивать, а когда он на меня набросится, ты его по башке!

– Вот еще! Пусть его местные сыщики допрашивают.

– Забоялся? – Алешка взглянул на меня с презрением. – Старший брат называется.

Мне оставалось только вздохнуть и согласиться. Хотя я еще ни разу никого дубинкой по башке не радовал…

Когда мы подошли к Истомину, он даже не посмотрел на нас. Уставился неподвижно вдаль и только потирал грязным пальцем под левым глазом.

– Привет, – сказал Алешка. – А у вас пейзажи еще лучше получаются. Вы их тоже жуликам продадите?

– Что? – очнулся Истомин. – Привет, Леха. Как добыча? – Он кивнул на корзинку.

– Мне все известно! – ляпнул Алешка.