Владимир Кузьмин - Комната страха

– Немой, наверное, – сказал Петя, когда мы пошли своей дорогой, а нищий своей.

– Может быть. Глаза какие у него яркие, обратили внимание? И жалобные очень.

– Жаль, что не застали госпожу Козловскую, – сменил тему разговора Петя.

– Зато есть время прогуляться.

На репетиции нам с Олегом Свиридовичем, мастером по шумам, пришлось изрядно потрудиться, прежде чем мы добились требуемого результата, при котором почти одновременно звучали раскаты грома, шумы дождя и ветра, топот копыт. Тут уже не четыре, тут по большому счету десять рук потребны. Но мы, пусть с трудом и не сразу, приноровились, хоть я и успела десять раз согласиться с мнением Арона Моисеевича, высказанным им днем в адрес нашего антрепренера и режиссера. Узурпатор! Узурпировал власть над нами и повелевает: сделайте так, сделайте этак! А то, что некоторые вещи сделать почти и невозможно, его не интересует. Но получилось у нас в результате неплохо, а в следующий раз выйдет еще лучше. До премьеры есть время, освоимся. Так что я перестала сердиться на Александра Александровича за его крики и упреки, что мы не поспеваем. Да и сердилась я не всерьез, и на себя больше, чем на него. Понятно же, что все это для успеха спектакля делается.

Устала я сильно. Тем более что пришлось проследить, чтобы маменьку в самом деле не стали окатывать водой из ведра. Но воду хоть и принесли в нескольких ведрах, тут Арон Моисеевич сказал правду, но поливали артистов из ковшика и понемногу. С расчетом, чтобы при выходе на сцену с отряхиваемых одежд летели брызги. Зато политых артистов набралось немало, и воды понадобилось тоже много.

Репетиция закончилась, актеры стали расходиться. Я направилась к господину Корсакову, чтобы просить показать мне костюм Арона Моисеевича, но тот был занят беседой с молодым человеком. Я встала в сторонке, но краем уха услышала, о чем шел разговор, и заинтересовалась.

– Да не стал бы я опасное устройство использовать, – говорил молодой мужчина. – По сути, это тот же магний, что для вспышек применяют при фотографировании. Вы же не говорите, что вспышки представляют опасность?

– Дарья Владимировна! – позвал меня Александр Александрович. – Подойдите к нам, пожалуйста. Я вот, старый ретроград, не умею оценить новшество и от него отказываюсь, может, вы нас рассудите? Речь вот о чем…

– Виновата, но я слышала разговор.

– Так мы из него секрета не делали.

– Если я все верно поняла, так нам предлагают, чтобы на сцене не только гром гремел, но и молнии сверкали?

– Так и есть.

– И вы отказываетесь?

– Снова верно.

– Так давайте посмотрим. Прямо сейчас, когда артистов уже нет и никого не обожжет, чего вы опасаетесь.

– Ну что ж, давайте рискнем. Хотя даже при отсутствии людей пожар нам не нужен. Но рискнем ради искусства. Тем более, что воды еще принесли, дабы до утра согрелась.

– Даша! Ты едешь домой? – спросила маменька.

– Ты езжай, мы тут с Александром Александровичем еще поговорим. Не волнуйся, я извозчика возьму.

Маменька ушла, и мы остались втроем.

– Ну-с, Валентин Антонович, приступайте. А мы отсюда, из зала посмотрим.

Молодой человек прошел на сцену и поставил там треножник для фотоаппарата. Приладил к нему небольшой пакетик и чиркнул спичкой. Сам, видимо, специально остался стоять рядом, чтобы показать безопасность эксперимента.

Полыхнуло не совсем так, как при фотографировании, поначалу возникло несколько слабых вспышек, затем более яркая. Очень похоже на молнию! Я бы зааплодировала, если бы сцену через мгновение не заволокло дымом. Дым довольно быстро поднялся вверх, но и в зал его попало достаточно.

– Жаль! – веско произнес антрепренер, давая понять, что от затеи он отказывается.

– Очень жаль, – согласилась я и тут же добавила, – но нужно подумать, как избавиться от дыма. Молнии должны сверху сверкать, если зажечь это приспособление под колосниками [41], может дым и не потянет на сцену и в зал?

– Готовы ли вы взобраться под самую крышу, господин изобретатель? – сурово вопросил антрепренер.

– Готов, – вздохнул изобретатель молний, – вы только покажите куда.

Вспышка из-под потолка смотрелась еще эффектнее, но дым! Дым не пожелал оставаться на колосниках под крышей и сполз-таки вниз.

– Увы и ах!

– А дозволите ли вы мне словечко вставить?

– Михалыч, что ж ты людей пугаешь? – укорил нашего швейцара господин Корсаков, вздрогнувший от неожиданности.

– Виноват, я тут потихоньку сидел, дожидался запереть за вами. Мне молния понравилась. И опять же, ни у кого такого не было, я уж сколько лет при театре, а даже не слышал! А дым можно выпустить, если в нужный момент люк над колосниками открыть. Постоянно его держать отворенным нельзя, и так сквозняков достает. А на короткое время, если, конечно, погода не испортится да мороз не ударит, можно.

– Получается, что теперь еще и тебе туда лезть, – заворчал Александр Александрович.

– Полезу. Мне для искусства ничего не трудно. Готов на жертвы за ради него!

С открытым люком все получилось превосходно. Режиссер, правда, пожелал проверить еще один раз, но у Валентина Антоновича закончились заготовленные заряды. Договорились завтра повторить все с артистами, при правильном освещении да в сопровождении шумов. На чем специалиста по молниям отпустили.

– Пора и нам по домам разбегаться, – предложил Александр Александрович.

– Еще минутку, – остановила я его, решив ничего до завтра не откладывать. – Дозвольте глянуть на тот костюм, что для Арона Моисеевича приготовили.

– Э-э-э… – недовольно протянул антрепренер. – Впрочем, проще исполнить вашу просьбу, чем спорить с вами. Тем более что он в моей гримуборной.

Костюм был не схож с шутовским. Это был костюм шута в натуральном виде. Впрочем, для преобразования его под запросы Арона Моисеевича я решила ограничиться заменой колпака с бубенчиками на не столь узнаваемую шляпу, и музыкант обретет вид, подходящий для нашей постановки, и при том не будет выглядеть шутом гороховым. Чего он явно опасался. Точнее, насмешек после этого товарищей по оркестру.

Как и обещала, я села на извозчика, но остановиться его попросила в начале нашей улицы. Захотелось пройтись и привести в порядок мысли, вертевшиеся в голове вперемешку. Про художника и портрет Светланы Андреевны, про вспышки магния, громы и молнии – все вместе и разом! Да и продышаться не мешало, потому как дыма наглотаться пришлось.

Шла я неспешно, а возле одного из самых нарядных домов, соседствующего с домом Марии Степановны, и вовсе остановилась. Принялась разглядывать деревянные кружева, украшающие карнизы. Света из окон для этого было достаточно. Равно как и для того, чтобы разглядеть парок, вылетающий из подворотни. Хорошо, что мороз усилился, пар изо рта идет клубами, почти такими же, как от сгоревшего магния.