Родион Белецкий - Рыцарь идет по следу!

– Не понял, – сказал Рома.

Юрик задумчиво почесал нос. Потом еще раз почесал, самый кончик.

– Понимаешь… Только тебе могу сказать…

– Что?

– Точно не разболтаешь?

– Точно, – кивнул Рома.

– Она мне нравится.

Рому как обожгло. Такой подлости от близкого друга он не ожидал.

– Что ж ты ее в воровстве обвинил, если она тебе нравится?

– А что мне ей комплименты говорить, чтобы все поняли, что я в нее…

Юрик остановился. Помолчали. Таких душевных терзаний Рома не испытывал никогда. Воровство, влюбленность Юрика, ревность – все смешалось и бурлило в нем, как забытый на кухонной плите бульон странного цвета.

– …А деньги мне, конечно, не дед подарил, – сказал Юрик. – Только я тебе не мог это сказать. Я и деду ничего не мог сказать. Мне деньги мама передала.

Рома за все время знакомства с Юриком не слышал ничего о его родителях. Юрик не говорил, а Рома не спрашивал. Друг предпочитал рассказывать только о дедушке – персоне эксцентричной и яркой.

– А почему деду нельзя сказать? – не понял Рома.

– Мою маму родительских прав лишили. Запретили со мной видеться. Дед даже по телефону мне с ней говорить запрещает. Она в Питере осталась, когда мы сюда переехали.

– А за что лишили?

Юрик не захотел отвечать:

– Какая разница?! Мне с ней видеться нельзя. А она ко мне тайно приехала. Деньги дала. Она хорошая!

В словах Юрика звучало желание убедить, но Рома и не думал ставить их под сомнение.

– Деду я, конечно, ничего не сказал. А то он, знаешь, мне что бы устроил! – Юрик вспомнил о другом обвинении: – А Катапотов говорил о том, что я в раздевалку входил. Так это правда. Я входил. Но я наколенники забыл. Взял их и сразу вышел. У меня и времени не было часы эти забрать. Я не знал, где они. И потом не нужны мне они. У меня дома часы лежат, подарок деда, я их не ношу, они руку сдавливают.

Юрик видел, что тень подозрения еще кроется в Ромином взгляде, поэтому решил пойти ва-банк:

– Все равно мне не веришь, да? Выход, знаешь, один. Или ты мне доверяешь, или идешь и говоришь, что я – вор. Если уж решил, что это я все украл, то не стесняйся, иди, жалуйся!

Наступил решительный момент. Друзья смотрели друг на друга. Рома с трудом сглотнул и тихо сказал:

– Я не верю…

– Что?

– Я не верю, что ты – вор.

– Точно?

– Да. Ты не вор. Только это не Ева тоже.

– Я ее не обвиняю, – сказал Юрик.

– Ее в школе не было, когда тебе кошелек Балты подбросили.

– Понятно, что это не она, – сказал Юрик несколько раздраженно. – Это кто-то другой.

– И кто? – задумчиво спросил Рома.

– Не знаю. Надо искать.

«А то я не искал», – подумал Рома.

Нельзя сказать, что с души у Ромы свалился после этого разговора камень. Что-то, конечно, упало. Так, несколько небольших камешков. А самый главный камень покачнулся на краю и замер в ожидании неминуемого падения.

Тем не менее уже на следующий день никто не говорил о краже денег и любимого, радужной расцветки, платка Калины. И сама Калина более не поднимала эту тему.

Каждый день после уроков и Борода, и Нянькин устраивали бесконечные репетиции, а Калина носилась из «Пещеры» в класс физики, который превратился в репетиционный зал. Она ставила пластику и в том и другом спектакле и, разумеется, знала, как выглядит и тот и другой спектакль в полусобранном виде. Сами участники при встрече друг с другом не выдавали творческих тайн. На вопрос Ромы: «Что там будет у вас?» – Юрик хмурил брови, поднимал подбородок на максимальную высоту и отвечал:

– Не важно, на премьере сам все увидишь.

Рома отвечал другу сторицей и молчал, как рыба, когда Юрик, как бы между прочим, интересовался «Легендой о храбром рыцаре Диего и его Прекрасных Дамах».

Проводя свободное время, друзья снова сблизились и вместе ходили смотреть, как дедушка Юрика купается в проруби. «Репетиция крещения» – так назвал дедушка Юрика этот опасный для жизни зимний заплыв.

Пока ехали по шоссе на дедушкином «Москвиче», Рома думал, как ему начать разговор. Он хотел поговорить с Юриком о Еве Ивановой. Поговорить серьезно. Расставить точки над «i». Юрик сказал, что Ева ему нравится, и это очень не нравилось Роме. Он собирался сообщить другу, что Ева нравится ему гораздо раньше. И это очень важно. А также Рома уже обещал найти вора, а значит, что его и Еву связывает… нечто… Рома не смог сформулировать, что их связывает с Евой. Но это все очень серьезно. И поэтому Юрик должен с этим считаться.

Так что теперь Рома, сидя на заднем сиденье обледеневшего, трясущегося «Москвича», и пытался понять, что ему сказать Юрику, чтобы тот оставил Еву Иванову в покое. Но Юрик вроде бы Еву не сильно беспокоил… Короче, Рома твердо решил объясниться, но что при этом говорить, не вполне понимал.

Тем временем «Москвич» свернул под мост и поехал вдоль канала. Медленно проехали они мимо намертво примерзшего к берегу корабля, с палубы которого, как хобот депрессивного слона, свешивался строительный кран.

Дедушка Юрика вел машину, прижавшись к рулю грудью, разглядывая близорукими глазами скользкую, в ледяном крошеве дорогу.

Юрик, сидящий рядом с дедом на пассажирском сиденье, оборачивался к Роме редко. Это Рому вполне устраивало. Подъезжая к месту сбора моржей, дед нежданно-негаданно затянул арию Мистера Икса:

– «Да, я – шут, я – циркач, но что же?..»

Все было бы еще ничего, но тут к дребезжащему тенору деда присоединился голос Юрика. Пели они слаженно, но противно. Получали при этом от пения огромное удовольствие. К сожалению, энтузиазм не уменьшал количества фальшивых нот.

В нескольких метрах от берега, прямо на льду, стояла палатка с выцветшей надписью «ФИЗТЕХ».

– Наши, – крякнул дедушка, заглушив мотор.

Из палатки начали вылезать дедушки разной комплекции. Все они были краснощекие, встрепанные, широко улыбались, показывая новые искусственные зубы.

Дедушка Юрика обнялся по очереди с другими дедушками. Моржи хотели обнять также и Юрика с Ромой, но мальчики отступили на шаг назад. Но моржи не обиделись. Они живо скинули с себя одежду и побежали к проруби. На вырубленный прямоугольник даже смотреть было холодно. В темной воде плавала ледяная крошка, похожая на мелкие обрывки пластикового пакета. Перед тем как прыгнуть в холодную воду, дедушки остановились на краю проруби. Они переглядывались, нервно улыбаясь. Утаптывали снег красные, круглые пятки. Если бы Рома точно не знал, что они моржи, он бы подумал, что дедушкам совсем не хочется купаться.

Вдруг, задрав подбородок, тоненько закричал дедушка Юрика. Зажав в пятерню медный крест, он прыгнул в воду. И уже вслед за ним весело посыпались в прорубь остальные дедушки. Были они в этот момент похожи на пингвинов, которых неуклюжие полярники спугнули со льдины. Выныривая, отплевываясь, фыркая, дедушки все как один говорили одно и тоже: