Родион Белецкий - Яростный Дед Мороз. Рассказы

Дизайнер обложки Максим Замыслаев

Подготовка книги Наталья Бондарь

© Родион Белецкий, 2020

© Максим Замыслаев, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-4498-0078-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Студент Кузмин умирал от голода. Без копейки денег он стоял возле институтской столовой и курил третью сигарету. Ему до слёз было жалко себя. Желудок скрутило от табачного дыма. Выход из положения был один, пойти и украсть тарелку с едой. Стыд бы он переборол, но его могли поймать. Публичного позора он бы не выдержал.

Занять тоже было не у кого. Он и так уже ходил по институту зигзагами, скрываясь от кредиторов.

Кузмин отбросил окурок и вошёл в столовую. Сильно пахнуло пирожками с капустой. Вдоль стойки тянулась очередь, люди семенили, заполняя и двигая подносы. Когда-то он тоже стоял в этой очереди, а черноволосый парень прямо перед ним взял второе, прошёл мимо кассы, прикрыв тарелку телом, и сел за дальний столик.

Несчастный успел только воткнуть вилку в картофельное пюре, как к нему подскочила кассирша и принялась орать так, что не по себе стало даже тем, кто заплатил за обед, не говоря уже о том бедном парне.

Кузмин вернулся в курилку. Его окликнули. Перед ним стоял его однокурсник, болгарин Бойков. Крупный, сытый человек с остатками чёрных волос на голове.

– Я здесь сценарий написал, – сказал Бойков гордо.

«Какой чудо», – подумал Кузмин, – «Студент сценарного факультета написал сценарий. Да за это надо приз давать!»

– Я его по-русски написал, – продолжал довольный собой Бойков. – Можно я его тебе прочитаю.

– Не, слушай, сейчас некогда,

«Достаточно мне и физических страданий», – подумал Кузмин.

– Ты занят, да? – не отставал Бойков.

– Да. Человека жду.

– Пойдём, пожалуйста. А я тебя угощу потом. И выпьем.

Выбора не было.

– Пошли, – согласился студент Кузмин.

Решили сесть в стеклянной галерее, где разрешено было курить. Впрочем, в институте можно было курить где угодно. Творческий ВУЗ, что и говорить.

– Называется «Птичка», – сообщил Бойков, доставая листок из внутреннего кармана пиджака. – Нравится название?

– Очень, – особенно Кузмину понравилось, что весь сценарий занимал половину страницы. Краткость – сестра таланта.

Бойков надел очки.

– Я начинаю.

– Давай.

– Только будь строгим. Про все ошибки говори.

– Начинай. Всё скажу.

Читал по-русски Бойков хуже, чем говорил. А писал и того площе.

– Жила-была птичка… – начал он.

«И как это можно снять?» – подумал Кузмин.

– …была она свободной, и летала, где хотела, – продолжал Бойков, добавляя в голос трагические ноты. – Но не было у неё совершенно «пшенаводы».

– Чего не было у птички?

– Пшенаводы.

– Дай посмотреть, – Кузмин заглянул в листок. – И что это такое, по-твоему?

– Пшенаводы? Ну, это чем птичка питается. – Бойков говорил абсолютно серьёзно.

– Нет. Пшено – это одно слово. Вода – это другое слово. Два разных слова. И пишутся раздельно.

– Спасибо, друг. – Бойков принялся чиркать в странице. Кузмин почувствовал, что от голода его начинает подташнивать.

– Можно, дальше?

– Давай. Конечно, давай.

Далее по сценарию оказалось, что птичка из-за отсутствия «пшенаводы» совсем потеряла разум, и залетела, сама, по своей воле в золотую клетку. Там её, разумеется, заперли, и она сидела там, как дура. Еды много, а свободы нет. Заканчивался сценарий мудростью: «Не будьте, как птичка».

– Это нельзя снять, – резюмировал Кузмин, когда Бойков закончил чтение.

– Почему?

– Как ты себе это технически представляешь?

– Дрессировщик, птичка… – проговорил Бойков неуверенно.

– И кто это смотреть будет, по-твоему? – голод сообщал словам Кузмина особый вес. – Кому интересно, как тоскливая птичка летает туда-сюда, а голос за кадром просит нас не быть, как она?

Бойков заметно расстроился.

– Ну и что. Я хуже фильмы видел, – только и смог он сказать.

– Не грусти. – Кузмин похлопал однокурсника по плечу. Бойкова было жалко. От огорчения, его нижняя губа совсем закрыла верхнюю. – Короче, дело вот в чём. Ты написал сценарий мультфильма. Подпиши там: «Сценарий мультфильма». И всё встанет на свои места.

– Это ты очень здорово придумал.

– Конечно, здорово. А теперь, пошли есть.

Кузмин поднялся с места. Но Бойков остался на месте.

– Подожди, пожалуйста.

– Ну, что ещё?

Бойков вытащил из кармана толстую пачку исписанных листов.

– Это продолжение. У меня это большой сценарий из киноновелл. Ведь мастер говорил, так можно, правда?

– Правда, – ответил Кузмин упавшим голосом.

– Послушай, пожалуйста.

Кузмин тяжело сел на скамейку. Следующий сценарий мало отличался от предыдущего.

– Жил-был кот, который был очень ленивый, – медленно читал Бойков. – А когда он охотился, он ходил на цыпках…

– На чём он ходил?

– На цыпках. А что, нет такого слова?

Кузмин думал, что выдюжит, но на сценарии «Собачка» он сломался. Неожиданно для себя самого он начал орать на всю галерею. Хуже чем кассирша в столовой. Такое красноречие ни до, ни после его уже не посещало. Невероятная убедительность появилась в словах. Он беспощадно резал правду-матку. Болгарин на протяжении всего монолога сидел, уставившись в сценарий, и не сказал ни слова. Зато Кузмин говорил без остановки. Он говорил, что Бойков понятия не имеет о том, что такое творчество, что нет разницы, на каком языке человек пишет, главное, чтобы у него были способности, только вот у Бойкова способностей нет, и не было, и сценарии его годятся только на то, чтобы растапливать ими буржуйку.

– А что такое «буржуйка»? – неожиданно спросил Бойков.

– Печка это! В печку их! И то они хреново гореть будут, потому что они вообще никуда не годятся! Как можно по ним что-то снять? Как можно было вообще написать эту ересь?!

Кузмин закончил. В галерее стало тихо и тревожно. Пара студентов, сидевшая через две скамейки от них, встала и быстро вышла. Кузмин тоже начал потихоньку пятится назад, потому что Бойков медленно стал подниматься со своего места, как бегемот из болота, которого дразнили, дразнили глупые охотники, и таки довели.

Мне конец, решил Кузмин без паники, потому что паниковать времени уже не осталось. Большое лицо Бойкова качалось у него перед самыми глазами.

Внезапно болгарин улыбнулся.

Человек, не знавший Бойкова лично мог принять его улыбку за злобный оскал, но это была именно улыбка. Затем Бойков обнял опешившего Кузмина, а после, взяв за плечи, хорошенько встряхнул.

– Спасибо, друг! – Бойков светился радостью.

– За что?

– За правду. Все, все здесь думают, если я за учёбу плачу, мне надо врать. Нет, мне врать не надо. Я плачу, а ты мне правду говори. Ошибки показывай! Вот как надо. Спасибо тебе, друг. Ты мне первый правду сказал!