Кирилл Кащеев - Воин сновидений

Под лестницей испуганно заплакали.

– А ну, цыц! – непонятно на кого – тех, кто на улице, или тех, кто в доме, – прикрикнул пекарь. – Вовсе одурели от страха люди! Заходите, девоньки, и ничего не бойтесь! Этой двери ни огонь, ни таран не страшен!

– Спасибо, господин пекарь! – всхлипнула Мэри Джейн.

– Отблагодаришь еще! – отмахнулся здоровенной, как его лопата для хлебов, ручищей старик. – Со мной, сама видишь, все кончено, разве помереть без боли, коли правда то, что люди про твои сонные отвары говорят, знахарка! Детей и внуков сбереги, их пока зараза не коснулась! – и он грозно поглядел на Мэри Джейн из-под кустистых бровей.

– Поглядим еще, кончено или нет, поборемся! – без страха подставляя плечо под тяжелую руку больного, сказала Мэри Джейн. – Вы еще мужчина хоть куда, рано себя хоронить вздумали!

– Надо же! – хрипло рассмеялся больной, вместе с Мэри Джейн тяжело взбираясь по лестнице. – Так может, замуж за меня пойдешь?

– А и пойду! – весело откликнулась сестра и совсем другим тоном коротко кинула Лисбет: – Чего встала – не знаешь, что делать?

Лисбет обиженно поглядела им вслед – опять раскомандовалась! Влезла на сундук и поглядела в окошко над дверью, узкое, как крепостная бойница. Толпа не расходилась. Проповедник стоял спиной к дому и что-то говорил, яростно размахивая обеими руками. Девочке были видны лица людей – красные, злые. Лисбет тихонько шмыгнула носом и спрыгнула с сундука.

– Чего встали? – зло накинулась она на семейство пекаря. – Доставайте из сундуков самую новую, самую чистую одежу, а старую всю – в огонь! И нечего тут жаться друг к дружке – марш по разным комнатам, быстро!

Она перевела дух, сердито глядя вслед разбегающемуся семейству – вот уж глупые люди, сгрудились, так и норовят заразить друг друга!

А ведь права Мэри Джейн: накричишь на кого, власть свою покажешь, и самой не так страшно! Она еще раз глянула в окошко – стоят, проклятые! – и побежала по дому, стаскивая к погашенной печи толстые матрасы, соломенные циновки и старые суконные занавеси. Все, где могли гнездиться разносящие чуму блохи. Все в огонь да вымыть комнаты горячей – чтоб только рукам терпеть – водой, да обкурить серой, да…

В наваленной куче тряпья Лисбет почудилось шевеление. Мелькнула тень. Что-то прошмыгнуло, мелко цокая крохотными коготками. Лисбет замерла с очередной занавеской в руках, чувствуя, как сердце колотится в горле. Это брауни! Здешний домовой, сердится, что она разворошила его дом! Крысам сюда не пролезть, разве через печную трубу – вот глупая, надо было сразу огонь развести! Лисбет чиркнула кремешком, поднесла огонь к сложенным в печи дровам – те весело затрещали, озаряя пекарню багровыми бликами. Лисбет затолкала печке в пасть первую порцию тряпья, кашляя, разогнала удушливый дым, огляделась…

Толпа к ночи разойдется, да-да, обязательно, но даже если нет – в пекарне можно хоть год сидеть, вон муки сколько! Девочка приподняла тяжелую крышку мучного ларя…

Белая пыль брызнула ей в лицо. Изнутри выпрыгнула крыса! Вытянувшись, как иглой прошила груду тряпья насквозь и, вылетев с другой стороны, скрылась в жмущихся по углам тенях.

Крыса в доме! Надо найти ее и убить, прежде чем проведает Мэри Джейн! Лисбет заметалась по пекарне в поисках палки – да сестра ее со свету сживет похуже любой чумы!

– Ты слишком высоко ставишь свою сестру, девочка! – раздался шелестящий шепот. Мрак в углу качнулся, и из него выступила леди в черном. Шуршали по дощатому полу кружева нижней юбки, качались перья на широкополой шляпе, а закрывающая лицо вуаль вздувалась и опадала, словно леди тяжело дышала после долгого бега.

– М-миледи? Как вы сюда попали? – пролепетала Лисбет.

– Она всего лишь маленькая нахалка, твоя сестра, – не отвечая, продолжала дама. – Она грубо требовала меня открыть лицо, а ведь так не должно разговаривать со мной! – голос ее вдруг стал пронзительным и резким, как крысиный писк. – Но тебе, милой маленькой девочке, я могу показать! – затянутые в черные перчатки руки коснулись края вуали.

Не дожидаясь, пока леди поднимет ее, Лисбет кинулась ближе к печке. Огонь зашипел, словно гневался, длинный язык пламени метнулся вперед, норовя дотянуться до края черного платья. Дама в досаде остановилась, глядя на жмущуюся к печи девочку.

– Ну куда же ты забралась – иди ко мне, малышка, я тебя поцелую! – вновь зашуршал шелестящий шепот. – Мы ведь не чужие, я знала вашу бабушку. Мы встречались с ней здесь, в Лондоне, тридцать лет назад! Она тоже все хотела взглянуть мне в лицо! – и дама вдруг зашлась мелким, скрежещущим смехом – так смеялась бы крыса, если б умела!

– Отойди от моей сестры, гадина! – раздался громкий крик, и тяжелый матрас ударил леди по голове.

В ворохе взметнувшихся юбок дама отлетела к стене – из-под вуали раздался злобный писк. Мэри Джейн подскочила к сваленной у печи груде и выхватила оттуда тяжелую занавеску. Сунула край прямо в печь – и изо всех сил хлестнула пылающей тканью по даме в черном.

– Говоришь, знала нашу бабку? Мы тебя тоже знаем, черная дама! И знаем, чего ты боишься – огня! – Мэри Джейн снова ударила занавесью.

Извернувшись по-крысиному, дама попыталась поднырнуть под хлещущую огнем занавесь.

– Не дай ей до тебя дотронуться! – крикнула Лисбет.

Мэри Джейн полоснула поперек вуали. Свернувшись в комок, дама откатилась в сторону, вскочила. Настигающая Мэри Джейн хлестнула поперек спины. Черное платье задымилось, и в пекарню хлынула вонь, которой Лисбет не приходилось ощущать даже у лондонских портовых доков! Удары пылающей тряпки загнали даму к лестнице. Та круто повернулась на каблуках и скачками понеслась вверх по ступенькам.

Покрытые чумными бубонами руки появились из мрака – и крепко обхватили ее поперек талии. Безумное лицо пекаря проступило из царящей наверху темноты.

– Перед смертью люди видят многое – я тебя тоже узнал, леди! – прямо в густую вуаль выдохнул старик. – Ты пришла в дом к пекарю – тут ты и останешься! – и с невероятной для такого старика силой вздернув брыкающуюся даму на плечо, поволок к печи.

Вуаль вздыбилась, шляпа с черными перьями отлетела в сторону – из отделанного кружевами ворота хлынули черные крысы. Они сбегали по рукам старика, цеплялись коготками за подол его рубахи, кубарем скатывались по ступенькам. Истошно верещащий черный ковер ринулся к дверям.

– Куда? Не вырвешься! – закричала Мэри Джейн, хлеща и хлеща горящей тряпкой.

Но крысы уже взлетали по косяку, покрывая засов. Толстый стальной брус закачался – и взмыл над пазами, с грохотом рухнув на пол. Дверь мореного дуба распахнулась…

– Ведьма творит колдовство! Ведьма творит колдовство! – прокричал в ночь писклявый скрежещущий голос.