Владимир Кузьмин - Игра на изумруд

– Все может быть. Но давайте начнем с гостиниц, а не выйдет – тогда и станем решать, что и как дальше делать.

За такими разговорами мы и дошли до Народной библиотеки. Гардеробщик, что расспрашивал меня о цели прихода, в этот раз ни слова нам не сказал, хотя немного и удивился. Петя быстро переоделся, мы вышли на Миллионную и взяли извозчика, который развез нас по домам.

Только за ужином я вспомнила, какой день нам с дедушкой предстоит пережить завтра: генеральная с утра, премьера и дедушкин дебют вечером!

День в театре начался весело, хотя и не для всех. Кое у кого на лицах я заметила несколько двусмысленные улыбки. Объяснять никто ничего не желал. Александра Александровича же мы застали в состоянии задумчивости, причинами которой он и поспешил поделиться с нами.

– Вот, господа и дамы, извольте взглянуть, – предложил антрепренер, указывая на портрет из числа тех, что были специально заказаны к спектаклю.

По ходу действия один из героев пьесы, сэр Чарльз, решает продать портреты своих именитых предков. Вот эти самые портреты и писал по заказу театра местный художник. От него не требовалось большого мастерства – главное, чтобы картины издалека, из зрительного зала смотрелись как старинные фамильные портреты. Но художник отнесся к заказу с полной ответственностью, он прочел пьесу от начала до конца, всем надоел расспросами о том, кто кого играет да как будет выглядеть та самая сцена продажи фамильных реликвий, даже на репетиции ходил. Господин Корсаков, за глаза, правда, даже стал выражать сомнения, что заказ будет исполнен в срок, потому как художник проводит в театре больше времени, чем в своей мастерской.

Но сомнения его не оправдались: сегодня с раннего утра, за два часа до генеральной репетиции, то есть в самом точном соответствии с уговором, портреты были доставлены в театр. Написаны они были не бог весть с каким мастерством, но исполнению своего предназначения вполне соответствовали. И все было бы неплохо, если бы не одно из полотен – портрет сэра Оливера, дядюшки сэра Чарльза, роль которого исполнял именно господин Корсаков. Художник счел необходимым выполнить его с максимальным сходством. И таки достиг результата: в изображении угадывалось полнейшая схожесть с сэром Оливером, вернее, с исполнителем этой роли, артистом Корсаковым. Но… сходство-то угадывалось с легкостью, да только лицо на портрете… отличалось некоторыми несоответствиями оригиналу: нос чрезмерно длинен, губы излишне сжаты, брови слишком кустисты. Одним словом, получилась уморительная карикатура, а никак не портрет.

Глядя на это произведение изобразительного искусства, я тут же начала глупо хихикать. Дедушка продержался чуть дольше, но тоже рассмеялся в голос. Александр Александрович задумался еще более глубоко, даже помрачнел.

– И что такого смешного вы изволили здесь найти? – мрачно спросил он, обращаясь не только к нам, но ко всему театру.

– Александр Александрович, не принимайте это близко к сердцу, – ответил ему дедушка. – Вы лучше представьте себе, какой эффект произведет этот портрет, если дать публике возможность рассмотреть его получше!

– Афанасий Николаевич, я тут раздумываю, как бы вовсе обойтись без этой картины, а вы мне предлагаете… Хотя… А ведь это выход! Я все боялся, что зритель, обнаружив такое вот комическое сходство изображения с моей персоной, станет веселиться не в самых подходящих сценах. Но если его специально выставить на всеобщее обозрение, то все сочтут, что именно так и задумано!

– А что, Александр Александрович, не разрешите ли вы мне выкупить этот портрет по окончании сезона? – неожиданно предложил дедушка. – На память о вас и о том, как вы хитроумным способом устроили мое возвращение на сцену.

– Не сочтите, что я пользуюсь своим положением, – тут же среагировал антрепренер, – но раз уж это мой портрет, то позволю оставить за собой первоочередное право на его выкуп. Полагаю, и Екатерина Дмитриевна захочет того же. Ну-с, идемте переодеваться, скоро начинать.

– Дедушка, а ты действительно хотел купить этот портрет? – спросила я, когда мы остались одни. – Или думал подбодрить господина Корсакова?

– И то и другое. Но поднять настроение было важнее. Ну да мне действительно пора готовиться.

– А я пойду Петю встречать, а то опять станет топтаться на крыльце.

Помимо Пети мне пришлось встретить и Григория Алексеевича Вяткина, так что на репетиции в зале было двое зрителей. По ходу спектакля все время что-то падало, что-то отказывалось работать, но, как ни странно, все эти в общем-то привычные мелкие неприятности никак не отразились на игре актеров.

– Вот теперь я спокоен, – сказал Александр Александрович, едва опустился занавес. – А то все боялся, не напрасно ли мы объявили на завтра второй спектакль.

К вечеру я разволновалась так, что руки дрожать начали. Не за себя и не за премьеру. За дедушку. А он ходил спокойный-спокойный. Хорошо, что подошли циркачи и отвлекли меня от волнений. Во-первых, самим своим приходом, которому я была очень рада. Во-вторых, тем, что как-то само получилось некоторое развлечение: я все пыталась угадать, кто и кем был на арене, потому что там я всех видела в цирковых костюмах и гриме, и ловкий акробат из номера «Два-Мальдини-Два», к примеру, одетый в сюртук, а не в трико, смотрелся совершенно иначе.

Мы немного поговорили, и для меня незаметно настало время занять свое место в суфлерской будке. А вскоре открылся занавес, и все волнения сразу и окончательно забылись.

Портрет, тот самый, Александр Александрович собственноручно вынес на авансцену и дал зрителям сравнить изображение с оригиналом. Для начала раздались отдельные смешки, а вскоре весь зал смеялся от души. А уж когда Штольц-Туманов, игравший Чарльза, заявил в полном соответствии с текстом роли: «Я буду хранить этот портрет, пока у меня есть комната, где его приютить», это вызвало просто громовой хохот.

А дедушка был просто великолепен, смешон, мил и трогателен. Выглядел он заметно старше, чем в жизни, и это натолкнуло меня на мысль, что на самом деле он совсем еще не стар и, может быть, зря всего себя посвящает нам с мамой. Что ему совершенно не поздно заново начать актерскую карьеру, а может, и новую личную жизнь.

После спектакля вновь образовался полнейший хаос. Господин Вяткин с чего-то стал интересоваться у нашего антрепренера, будет ли у актера Кузнецова бенефис в этом сезоне, чем развеселил нас с дедушкой и привел в задумчивость Александра Александровича. Все принимали поздравления, многие и подарки. Меня, как ни странно, поздравляли с дедушкиным успехом наравне с ним самим. Суета прекратилась лишь с приглашением труппы на фуршет. В этот раз и мы с дедушкой поприсутствовали, в результате домой вернулись поздно. И встали тоже поздно, почти к обеду, а вскоре уже пора было снова идти в театр. Так что воскресенье промелькнуло как-то очень уж стремительно, хотя и очень приятно.