Виль Липатов - Операция «Икс два нуля»

— Придется вспышку принести! — деловито сказал Валерка-Арифметик. — Я у газетного фотографа возьму. Он мне все дает за то, что я ему аппаратуру ремонтирую…

— Хорошо идет операция «Икс два нуля!» — сказал Илюшка. — Может, у кого вопросы есть? Задавайте.

— А когда мы морду начистим Леньке Пискунову? — спросил Генка Вдовин. — Или мы ему совсем морду не будем чистить?

На этот вопрос Илюшка Матафонов ответил не сразу. Сперва он шибко наморщил лоб, сунул в рот травинку, пожевал ее, и уж потом тихонько, со вздохом сказал:

— Морду придется начистить! Не полагалось бы вообще, но придется…

— Почему это не полагалось? — закричал Генка Вдовин. — Он мне весь пиджак изорвал…

— Нельзя путать личное с общественным! — сказал я. — Мы не имеем право чистить морду тем, кого подозреваем в государственном преступлении. Получается, что мы из личной мести!

— Заткнись, Американец! — заорал на весь лес Генка Вдовин. — Начитался книжек и болтает…

— Американец правильно говорит! — опять вздохнул Илюшка Матафонов. — Нельзя нам чистить Леньке морду… Но мы начистим! Я, робя, не утерплю, чтобы морду ему не начистить… Вот соберем вещественные доказательства, и я ему так навешаю, что маму забудет…

— Я ему весь пиджак изорву! — заулыбался Генка.

— А я коротышке навешаю, — задумчиво сказал Валерка-Арифметик. — Он здорово злой, коротышка!

Мы немножко помолчали.

— Ладно, робя! — сказал Илюшка. — Теперь план такой. Завтра опять начинаем ходить за Ленькой.

Мы поднялись с травы, посмотрели на часы Валерки-Арифметика и сразу решили пойти домой, так как уже было половина первого. Но часам Арифметика мы не особенно верили, и потому я посмотрел на солнце — висело высоко, было маленькое, как луковица. Так что надо было торопиться. Не придешь вовремя обедать, так начнется: «Ты не бережешь мой труд! Это тебе не ресторан! Я тоже работаю, а не гуляю!» Одним словом, мы все заторопились домой и почти побежали по узкой извилистой тропинке.

Мы прошли половину пути, как Илюшка Матафонов вдруг остановился, попятился назад и что-то пробормотал. Я сперва ничего не понял, но потом посмотрел вперед и ужаснулся.

— Ой! — проговорил за моей спиной Валерка-Арифметик. — Ой, мамочка!

Из молодых сосен на узкую тропинку вышел тот самый мужик, которого мы встретили тогда в лесу, а потом на улице Калинина. Он вышел, повернулся к нам лицом и потихонечку пошел навстречу. Одет он был в полосатую рубаху, на голове у него была маленькая кепочка, и он держал в руке большую и толстую палку. Лицо у него было ужасно какое странное. Одна бровь поднята на лоб, другая, наоборот, опущена на щеку, а губы скривлены уголками вниз. Казалось, он нарочно делал такое лицо, чтобы испугать нас. Мужик приближался, и у меня на этот раз не только было холодно в животе, но и коленки дрожали.

Мужику оставалось до нас метров десять, и мы уже готовились дорого продавать свою жизнь, как он вдруг остановился, зашипел, как змея, и, размахнувшись, бросил палку. Мы нагнулись, заойкали, а когда подняли головы, мужика на тропинке не было. Он снова исчез, как по волшебству, а палка лежала почему-то позади того места, где стоял мужик. Это было второе чудо — нам-то казалось, что палка летит в нас.

— Меня пот прошиб! — сказал Валерка-Арифметик. — Бог знает, до чего страшно!

— Зря я не поехал в пионерский лагерь! — тихо сказал Генка Вдовин. — Сейчас бы сидел себе в речке…

А Илюшка Матафонов ползал по земле. Он рассматривал следы неизвестного мужика:

— Робя, это он! Это его сапоги у землянки!

Мы упали на землю рядом с Илюшкой и увидели, что он прав: следы были точно такие, как у землянки.

Где носок — там зигзаги и уголки, где каблук — там пупырышки.

— Я же говорил, что это самый главный бандит! — сказал я. — Вот что мы теперь будем делать?..

— Изучать приемы самбо! — сказал Илюшка Матафонов.

Врать не буду: после встречи с неизвестным мужиком я здорово струсил. Меня даже не так пугал нож Леньки Пискунова, как этот неизвестный, страшный мужик. От ножа Леньки Пискунова еще можно было защищаться приемами самбо, которые мы собирались изучать, а как можно было защищаться от страшного мужика. Да у него руки были такие, как моя нога в самом толстом месте! А глаза! От его глаз я просто замирал на месте, как кролик под взглядом удава.

Одним словом, я здорово струсил. Да и не только я — Валерка и Генка перетрухнули тоже и даже Илюшка Матафонов был всю дорогу задумчивый. Он не говорил ни слова, и мы тоже не говорили ни слова, а когда вошли в свой двор, то сразу разошлись по квартирам. Мы до того были молчаливые, что даже не договорились, когда встретимся после обеда.

— Ты чего это воды в рот набрал? — спросила меня мама, когда я съел первое, второе и начал есть компот. — Молчит весь обед! Невиданное дело!

— Да так, мама! — сказал я. — Просто нет настроения!

— Между прочим, и у детей бывают настроения! — сказал папа, разгрызая косточку от урюка. — Не надо думать, что настроения бывают только у взрослых людей!

— Безусловно! — сказала мама. — Никто не спорит!

— Ну, спасибо, жена! — сказал папа. — У тебя сегодня прекрасный обед!

Он ушел в свою комнату работать, а я грустно подумал, что даже и не заметил, что мама приготовила прекрасный обед. Суп и котлеты я вроде и не ел, а от компота была только сладость во рту. Это, наверное, потому, что я все думал о неизвестном, страшном мужике — какой он здоровенный, какой таинственный, какой опасный.

— Тебе еще компота? — спросила мама.

— Нет, спасибо!

— Может, ты нездоров? — забеспокоилась мама. — Отказываешься от компота, не болтаешь за обедом…

— Я совершенно здоров, мама! — сказал я и вышел из-за стола. — Пойду погуляю!

На улице я сел на те бревна, что лежали у большого забора, и пригорюнился. Мне все было неинтересно. Маленькие ребятишки строили песчаный дом — мне было неинтересно, Севка Болотов ездил по двору на взрослом велосипеде — мне было наплевать; солнце пекло, а я даже и не думал о реке. Я был какой-то потерянный. Будто я есть, но будто меня нету. И все думал и думал о страшном мужике. Думал я вот как: мы нашли вещественные доказательства и теперь знаем, что Ленька Пискунов настоящий вор, а если Ленька Пискунов настоящий вор, то мы должны стереть его с лица земли. Но есть страшный мужик, который все ходит и все исчезает в сосенках, и, значит, мы уже не можем стереть с лица земли Леньку Пискунова. А его надо стереть с лица земли, так как он вор, но есть страшный мужик, который…

У меня в голове все кружилось, как будто мельница. Я начинал с того, что Ленька вор, а кончал страшным мужиком и опять… С ума можно было сойти! Это было как в киношке «Свет и тень». Там такая тетка, такой дядька, что все вертится и дух захватывает. С ума сойти можно! Я потрогал лоб — он был немножко горячий. «Не буду думать про страшного мужика!» — решил я и немного повеселел, но потом опять стал думать про страшного мужика. Я думал про него и тогда, когда рядом со мной сел Валерка-Арифметик.