Софи Клеверли - Дневник пропавшей сестры

– Тетушка Феба, – прошептала я в ответ. – Я думала, у меня будет больше времени. – Если честно, меня волновало, как моя тетушка будет жить здесь одна, без меня. – И потом, а как же вы?

– Ну, обо мне ты можешь не беспокоиться, со мной все будет хорошо, – беззаботно откликнулась тетушка.

Я обернулась, чтобы взглянуть сквозь открытую дверь на нашу страшную тощую непрошеную гостью. Учительница смотрела на меня прищуренными глазами и нетерпеливо постукивала по полу носком туфли.

– Я не могу ждать тебя до вечера, – надменно сказала она мне. – Иди и собери свои вещи.

Учительница взмахнула рукой, указывая на лестницу, при этом во всех ее карманах что-то зазвенело и забренчало.

Скарлет бы не смутил ни тон, ни постукивание по полу ножкой, плевать она хотела на это. А я… Что ж, я не такая, как моя сестра. Я сделала то, что мне приказано, и побрела вверх по лестнице в свою комнату.

Поднимаясь по лестнице, я то и дело передергивала плечами от страха, который нагнала на меня та ужасная, оставшаяся на кухне женщина.

Не знаю, для кого предназначалась комната на втором этаже, в которой я жила, но этот «кто-то» был явно намного меньше меня. Потолок здесь нависал над самой моей головой, а единственное окошко с деформированным стеклом находилось почти у самого пола. Когда я переехала жить к тетушке Фебе, первое время мне было очень одиноко в этой комнате, но теперь она стала для меня родным домом и покидать ее не хотелось до слез.

Я вытащила из-под кровати свою синюю дорожную сумку и спешно покидала в нее пожитки, которых у меня было совсем не много: расческа, туалетные принадлежности, металлические заколки для волос, тетрадки, чернильница, несколько книг и тоненькая нитка жемчуга, доставшаяся мне в наследство от нашей матери, Эммелины. Она умерла сразу после того, как родила на свет меня и Скарлет, так что мы обе совершенно ее не знали. Если бы мама была жива, то, может быть, жива была бы сейчас и Скарлет.

Затем я бросила в сумку белье и свое лучшее платье, от которого сильно пахло лавандой, которой тетушка Феба пересыпала от моли ящики в своем гардеробе. Я понимала, что это платье мне, скорее всего, не понадобится, что в Руквуде я должна буду носить школьную форму, но все равно взяла его. Еще я взяла свою одежду для занятий балетом – кремовое трико и юбку, черное трико и юбку, добавила к этому завернутые в тонкую пергаментную бумагу розовые балетные туфельки – пуанты. Они были совсем новенькими, и я очень надеялась, что послужат мне еще хотя бы пару-тройку месяцев.

Вот, собственно, и все. Как видите, собрать мои пожитки было несложно.

Однако хотя вещей у меня было совсем немного, без них моя комната сразу стала выглядеть пустой и печальной. Какой-то неживой. Я присела на кровать и принялась зашнуровывать свои высокие башмаки, уставившись в пол и стараясь убедить себя в том, что все будет хорошо.

«Все в порядке. Тебе совершенно нечего бояться. Место, куда ты едешь, – это школа. Всего лишь школа».

Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Затем поднялась, подхватила сумку и поплелась вниз по ступенькам.

– Ты уже собралась? – спросила тетушка Феба. – Я не сомневаюсь, что миссис… мисс… простите, как вас зовут, вы сказали?

– Мисс Фокс, – резко ответила учительница.

– Да, так вот, я не сомневаюсь, что мисс Фокс присмотрит за тобой. – Тетушка подняла голову, встретилась со мной взглядом, положила руку мне на плечо и ободряющим тоном сказала: – Мы вскоре увидимся с тобой, Айви, девочка моя.

Потом тетушка поцеловала меня в лоб, а я ответила ей:

– Я тоже на это надеюсь, – и добавила, выдавив на своем лице улыбку: – Не скучай. Я тебе напишу.

– Заканчивайте, у нас нет времени на эти нежности, – сказала мисс Фокс, еще громче пристукивая по полу носком своей туфли. – Машина ждет.

Я вздрогнула, поморщилась, крепче ухватила сумку и вышла вслед за мисс Фокс на ярко освещенную солнцем улицу.

– До свидания, дорогая, – долетел до меня голос тетушки.

– До сви… – я не успела договорить, как меня уже запихнули в заднюю дверцу припаркованного возле нашего дома автомобиля – роскошного и дорогого на вид.

Внутри машины пахло кожаными сиденьями и сигарой, которую курил шофер.

– Выпрямись, – не глядя на меня бросила мисс Фокс, забираясь на переднее сиденье рядом с водителем.

– Простите, мисс?

Она повернула голову и посмотрела на меня как на паршивую овцу.

– Выпрямись, когда сидишь в моем автомобиле. Не заваливайся и старайся не елозить, сиденья испачкаешь.

Я послушно выпрямилась, сложила руки на коленях и хотела было спросить:

– А сколько нам ехать до…

Договорить мне мисс Фокс не дала, оборвала резким тоном:

– Молчать! Терпеть не могу пустой болтовни, у меня от нее мигрень начинается.

Мягко заурчал мотор, запахло бензином, из-за чего я закашлялась, а мисс Фокс, не оборачиваясь, сердито фыркнула.

Меня прижало к спинке сиденья, и теперь я видела перед собой только задний край клетчатой кепки водителя и завитки седых волос у него на затылке.

Мы покатили вперед. Я обернулась, взглянула в заднее окно машины и увидела тетушку Фебу – она стояла на крыльце и печально махала рукой мне вслед. Фигура тетушки стремительно уменьшалась, убегала вдаль и вскоре совершенно пропала в блеске пробивавшихся сквозь кроны придорожных деревьев солнечных лучей.

Я отвернулась от заднего окна машины и увидела в висевшем над ветровым окном зеркальце свое отражение: покрасневшие глаза, в которых стояли слезы.

Наш автомобиль плавно катил по загородным узким дорогам. Мисс Фокс неподвижно застыла на переднем сиденье, по-моему, даже не моргала, глядя в лобовое стекло перед собой. Я же, несмотря на запрет, елозила на месте, размышляя над тем, почему мисс Фокс решила сесть не со мной, а на переднем сиденье. Может быть, я была настолько безразлична учительнице, что ей просто не хотелось разговаривать со мной? Ну, мне, между прочим, тоже этого не больно хотелось. Несколько раз она оборачивалась, чтобы взглянуть на меня, и я поспешно отводила взгляд в сторону и ждала, когда же мисс Фокс отвернется и я снова смогу погрузиться в свои мысли, глядя на проносящийся за окном машины мир.

А мир этот до краев был наполнен Скарлет. О ней мне напоминала каждая мелочь, каждая деталь проносившегося за стеклом пейзажа. Вон забор промелькнул. Скарлет всегда перемахивала через любой забор смело, с разбега, не раздумывая, я же осторожно, неуклюже перелезала через верх, чтобы потом мешком свалиться на землю. А вот кусты. Скарлет любила срывать с кустов листья, а затем рвать их на мелкие-мелкие кусочки. У нее была такая привычка. А еще Скарлет любила подолгу с улыбкой смотреть в небо, выискивая в плывущих по нему облаках фигуры или даже целые картины и показывать их мне. Я, в отличие от сестры, находить такие фигуры никогда не умела – наверное, потому, что у меня слабое воображение.