Кевин Сэндс - Украденная память

Мужчина был на удивление лохмат: густая взъерошенная шевелюра, всклокоченная борода, предплечья, густо заросшие волосами. Всем своим обликом он напоминал медведя.

Увидев меня, мужчина остановился. Вытянул вперёд руки, как и старик, и проговорил – тихо и успокаивающе, насколько это было возможно при его громоподобном голосе:

– Пожалуйста, милорд. Вы поранитесь.

Я не выпускал стул из рук.

– Где я?

– На моей ферме, милорд.

Он говорил с сильным акцентом Уэст-Кантри: «На моей ферме, мулоррд».

– Меня зовут Роберт. Роберт Драйден. – Он указал на старика: – Это Уиз. Мы ухаживали за вами. Даю слово: здесь вам никто не причинит вреда.

Напряжение никак не отпускало. Тряслись колени.

– Почему меня держат в плену?

– В плену? – недоумённо переспросил фермер. – Вы не пленник.

– Тогда почему меня заперли?

– О! – сказал он с удивлением. – О нет, милорд. Замок не затем, чтобы удерживать вас. Он должен был удержать плохие вещи.

Я уставился на него:

– Какие ещё плохие вещи?

Фермер смутился:

– Позвольте мне объяснить. Поставьте стул. Прошу вас.

Я не знал, как поступить. Несмотря на дикарскую внешность, мужчина вёл себя спокойно, и я решил, что он не представляет угрозы.

– Ну…

В этот миг тело всё решило за меня. Я рухнул на пол. Уиз прыгнул вперёд и подхватил, прежде чем я успел расшибить голову. Он осторожно разоружил меня, забрав стул из ослабевших пальцев, а потом с лёгкостью поднял; он оказался много сильнее, чем можно было предположить.

Я не сопротивлялся. Да, в общем, и не мог. Уиз отнёс меня к кровати и усадил на край. Они с Робертом придерживали меня за плечи, пока я малость не пришёл в себя.

– Что со мной случилось? – спросил я, когда смог наконец-то говорить.

– Вы были очень больны, милорд, – ответил Роберт. – И мы шибко за вас переживали. Держали вот тут, в хижине, ради безопасности. Вас и девочку.

«В безопасности? – подумал я. – Девочка?»

– Девочка – та, что принесла мне рагу?

– Нет, это моя дочка, Марджери. Я имел в виду ту малышку, – он кивком указал в угол, на тюфяк.

Я вопросительно посмотрел на него.

– Она прячется под одеялом, – сказал фермер. – Очень стеснительная.

Я встал, и они поддерживали меня, пока не уверились, что я снова не рухну. Я подошёл к тюфяку. Покрывало зашевелилось. Удивлённый, я взялся за край и откинул его. Под оленьей шкурой лежала маленькая девочка, не старше пяти лет. Светловолосая, кажется, хотя сейчас трудно было сказать наверняка – слишком уж волосы свалялись и слиплись от грязи, жирными прядками спадая на щёки. Лимонно-жёлтое платье – разорванное и перепачканное – никак не сочеталось с совершенно новыми башмаками из овчины и плащом, слишком для неё большим и потому спадавшим с плеч.

Девочка отползала от меня. Огромные голубые глаза округлились от страха. Она свернулась комочком в углу, словно зверёк, пойманный в ловушку, и наблюдала за мной сквозь массу спутанных волос.

– Вы её знаете, милорд? – спросил Роберт.

Я покачал головой. От моего движения девочка снова вздрогнула. Я понимал, что, наверное, в её глазах такое же чудовище, как Уиз.

– Всё в порядке, – сказал я ей. – Не бойся. Я не сделаю тебе больно…

Она выдернула у меня покрывало и взобралась на тюфяк. Плащ свалился. Малышка отползла в дальний угол и, дрожа, спряталась за оленьей шкурой.

– Лучше б не настаивать, милорд, – сказал Роберт. – Она никому не даёт к себе прикасаться. Даже моим девочкам.

Я понимал почему. Когда плащ упал с плеч девчушки, я увидел следы на её руках – алые ссадины, царапины и огромные лиловые синяки, уже приобретающие противный желтоватый цвет.

– Что с ней случилось?

Роберт помедлил.

– Наверняка-то не скажу, милорд. Уиз нашёл её у реки три дня назад, она умирала в снегу, бедняжка. Когда он подошёл – ещё пыталась бежать. И всю дорогу кричала благим матом, пока он её не принёс сюда и не отпустил. С тех пор вот и прячется в покрывале, которое мы ей дали. И ни единого слова не сказала.

Голос у него был встревоженный. Мне показалось, что фермер о чём-то умалчивает. И за этой мыслью я едва не пропустил то, что он сказал. Они нашли её три дня назад. Но если так…

– А сколько я здесь?

– Тринадцать дней.

У меня отвисла челюсть. Тринадцать дней?! Как… как я сюда попал?!

Спокойнее, мой мальчик , – проговорил Голос.

Но успокоиться я не мог. Я был неизвестно где. И не помнил ничего. И чем сильнее я старался вспомнить, тем быстрее вращался мир перед глазами… Когда я опомнился, Роберт и Уиз снова придерживали меня, усаживая на кровать.

– Как я сюда попал? – каркнул я.

– Мы думаем, что вы потерпели кораблекрушение, – сказал Роберт.

Кораблекрушение?

– Две недели назад, – начал Роберт, – случилась метель, страшная буря. Я такой никогда не видел. Уиз нашёл вас следующим утром на берегу. Вы почти что вмёрзли в лёд.

Я вздрогнул. Мой сон… руки и ноги скованы льдом – толстым и ярко-белым. У меня свело живот. Я оттолкнул воспоминания, сжав и разжав пальцы, словно желая доказать себе, что по-прежнему могу двигаться. Фермер заметил это.

– У вас были сильно обморожены руки. Я боялся, что вы можете потерять их совсем. К счастью, мы вас вовремя отогрели.

И всё же это не прошло бесследно. Пальцы жалило болью, почерневшие кончики ныли. И всё-таки боль – это лучше, чем то жуткое сновидение.

– Спасибо вам.

Роберт обеспокоенно покачал головой:

– Вы то и дело теряли сознание, потом приходили в себя, и опять. Кожа вся горела, я думал: от лихорадки у вас кишки сварятся. И тогда начались… припадки. Вы разговаривали на каких-то непонятных языках, милорд. И дёргались, буйствовали. Пришлось связать вас, чтобы вы себе не навредили.

Я посмотрел на Уиза – его синяки и разорванную губу.

– Это я сделал?

Уиз кивнул. Я охнул.

– Простите!

– Никто не держит на вас зла, милорд, – сказал Роберт. – Это не ваша вина, а демона.

– Демона? Какого демона?

– Который в вас вселился. – Он серьёзно посмотрел на меня. – Вы были одержимы.

Я пошевелил губами, с трудом выдавливая из себя слова:

– Одержим?

В мои мысли снова ворвался Голос:

Теперь ты понял знаки ?

Да, теперь я понял. Те рисунки на двери. Я сообразил, что это такое – специальные колдовские символы, которые должны были преградить путь злым духам. Круги защищали вход; две соединённые буквы V были воззванием к Virgo Virginum – Деве Марии. И кувшин. Тот, что – теперь разбитый – лежал у кровати. Ещё один оберег против зла. В памяти помимо воли всплыл рецепт: «Возьмите мочу и волосы одержимого. Положите в сосуд вместе с защитными камнями и железными гвоздями, которые придавят душу к земле, не давая ей удалиться от тела. После запечатайте сосуд заклятием».