Валерий Роньшин - Операция "Спящая красавица"

Но тут он услышал свой внутренний голос. Не тот, который слышал всегда — мягкий и тихий. А другой — твердый и громкий. Толстиков даже не подозревал о существовании этого второго голоса.

«Хватит ныть, — сказал твердый внутренний голос. — Лучше собери мозги в кучу и что-нибудь придумай». «Да что здесь придумаешь», — плаксиво отозвался мягкий внутренний голос. «А ты заткнись! — грубо бросил твердый голос мягкому и снова обратился к Лешке: — Думай, парень, думай!»

Толстиков, испугавшись грозного окрика, сразу стал думать.

Думал-думал, думал-думал, но так ничего и не придумал. Дело в том, что клевые идеи появлялись у Лешки исключительно после еды. То есть когда он только что позавтракал, пообедал или поужинал. А сегодня Толстиков еще не ужинал. Поэтому и в голову ничего клевого не приходило.

Эх, чертова чертовщина! Случился бы этот идиотский облом завтра!

На завтрашний день в городе намечался карнавал. И Лешка мог, нацепив на бедра пальмовые листья, спокойно пройти в отель, будто он в костюме папуаса. Никто б и не удивился.

А сегодня попробуй-ка появись в таком прикиде. Сразу решат, что у тебя крыша поехала.

Толстиков горестно вздохнул. Похоже, ничего нельзя придумать. Ситуация безвыходная.

И тут Лешка вспомнил Димку Молодцова. Вот уж кто всегда умел находить выход из безвыходных ситуаций. Как он тогда ловко задержал бандитскую тачку с оружием до приезда оперативников!

Интересно, а что бы придумал Димыч, окажись он в Лешкином положении?

«Начнем с того, что он никогда бы не попал в такое дурацкое положение», — был вынужден признать Толстиков.

Ну а все-таки!.. Предположим!..

Вот Молодцов оказался на берегу Карибского моря совершенно голый. Что бы он стал делать?.. Лешка задумался. Наверное бы, Димыч решил — раз нельзя попасть в номер через дверь, значит, надо залезть через балкон.

Верно!.. Балконная дверь же открыта!..

Да, но как залезть на сам балкон, который находится на втором этаже?.. Толстиков опять задумался. Пожарной лестницы рядом нет… «Зато есть пальма! — вспомнил Лешка. — Вскарабкаюсь по ней и перелезу на балкон. Клевая идея!..»

Толстиков немного взбодрился.

Итак, для начала требовалось пробраться к отелю.

И вот Лешка, словно разведчик в тылу врага, двинулся вперед. От куста к кусту, от пальмы к пальме. Перебежками.

Вечерняя жизнь была в самом разгаре. Отовсюду слышались голоса, взрывы смеха, аплодисменты… С одной стороны раздавались громкие звуки барабанов — там местные танцоры учили отдыхающих танцевать лимбу. С другой стороны звучала не менее громкая музыка — там проходила дискотека и ди-джей крутил новейший хит Элизабет Мойз «Чудесный вечерок».

«Кому чудесный, а кому и не очень», — думал Толстиков, прячась в колючих кустах у дорожки. Он пережидал, когда мимо пройдет шумная компания. Вот она прошла, и Лешка, перебежав дорожку, снова скрылся в кустах.

Наконец впереди показался отель. Толстиков был почти у цели. Оставалось перебежать последнюю дорожку. Точнее, не дорожку, а целую аллею.

Лешка осторожно выглянул из кустов. Вроде бы никого. «Ну давай, Леха, — подбодрил он себя. — Последний бросок».

Толстиков кинулся через аллею.

И в этот момент из дверей бара «Эдем» вышли два подвыпивших мужчины. Один из них сразу увидел Лешку.

— Смотри, смотри, Генри! — заорал он. — Белая обезьяна!

Лешка припустил так, что пятки засверкали.

— Где? Где? — Второй мужчина закрутил головой.

— Да вон же! Вон побежала!..

Толстиков нырнул в кусты по другую сторону аллеи и понесся дальше. Ветки больно хлестали по голым бокам. Сердце бешено стучало… Не сбавляя темпа ни на секунду, Лешка домчался до отеля.

С него ручьями лил пот.

«Ничего, ничего, парень, — ободрил Лешку внутренний голос (тот, который твердый). — Пробежка тебе не повредит. Хоть пару килограмм сбросишь».

Толстиков подкрался ближе к отелю, и здесь его ждал неприятный сюрприз. С пальмы, на которую он так рассчитывал, на балкон перелезть было невозможно. Слишком далеко она росла от стены.

Лешка чуть опять не разревелся. Ну надо же, блин, какой обломный вечер! Буквально на каждом шагу не везет!..

Но отступать было некуда. И раздумывать он тоже долго не мог: того и гляди кто-нибудь появится.

Толстиков снова посмотрел вверх.

К его балкону вплотную примыкал балкон соседнего номера, в котором жила крутая девчонка. И рядом с этим балконом, почти касаясь его, росла другая пальма.

Свет в окнах не горел. Значит, девчонка уже спит или — что скорее всего — пошла на дискотеку.

Лешка принял молниеносное решение. Залезть по пальме на соседний балкон, а оттуда перелезть на свой.

И Толстиков полез.

Эх, как он жалел в эти минуты, что под разными предлогами избегал лазанья по канату на уроках физкультуры. Как бы ему сейчас пригодилось это умение. А еще бы ему сейчас пригодились сильные руки и мускулистые ноги. Но, к сожалению, у Лешки не было ни того и ни другого. Вернее, ноги-то с руками у него, конечно, были, но совсем не сильные и вовсе не мускулистые.

Пыхтя, — словно паровоз, Толстиков карабкался по пальме. Ему казалось, что он лезет уже целую вечность, а балкон все еще маячил над головой.

А тут еще неприятная мысль появилась: вот выйдет на один из балконов какая-нибудь тетка да как завопит: «Голый, голый ползет!» Мигом сбежится охрана отеля и, не разобравшись в ситуации, отправит Лешку в психушку.

От этой мысли Толстиков чуть с пальмы не свалился. Но кое-как удержавшись, продолжил карабкаться дальше.

Все выше, выше и выше!

Последние сантиметры Лешка преодолевал из последних сил. А преодолев, рухнул на пол балкона, будто мешок с картошкой.

Отлежался, отдышался… Ну, теперь на свой балкон — и конец всем заморочкам.

Но не тут-то было.

На балкон третьего этажа, совсем некстати, вышли мужчина с женщиной. И начали разговаривать по-испански. Мужчина без конца повторял: «Кара миа, Изабель». А женщина ему отвечала: «Баста, Рикардо».

Толстиков иногда смотрел латиноамериканские сериалы и поэтому знал, что «кара миа» означает «моя дорогая». А «баста» — «прекрати* или «хватит». Судя по всему, мужчина объяснялся женщине в любви. И это объяснение могло затянуться надолго.

«Кара миа, Изабель!» — пылко повторял мужчина, а дальше шла всякая тарабарщина на испанском языке, в которую Лешка не врубался. Женщина на все холодно отвечала: «Баста, Рикардо».

«Ну сказано же тебе — «баста», — злобствовал Толстиков этажом ниже. — Проваливай с балкона!»

Но мужчина не проваливал, а из-за него не уходила и женщина. «Что же делать?» — подумал Лешка, осматриваясь.

Он обратил внимание на то, что балконная дверь в номер соседки слегка приоткрыта. В лунном свете Толстиков увидел аккуратно застеленную кровать.