Евгений Некрасов - Муха и самозванный принц

В музее портье сказала, что президентская охрана осматривает комнаты и просит всех не осмотренных сидеть на месте. Убили еще час, сидя на месте. Маша во второй раз пересказала свой ночной разговор с барменом, вспоминая и обдумывая каждое слово. Разбирались, что из этого разговора будет для Андровского новым и что из нового важно. Об ограблении он знает? Знает. О времени знает? Примерно знает: когда все разойдутся после новогодней ночи, сдав свои драгоценности на хранение в сейф. Кто такой Амиров, знает? Маша высказала свою догадку, но тогда, до разговора с Конем, у нее не было твердой уверенности, и Андровский, кажется, не поверил…

Вообще, душа зама по безопасности оставалась потемками. Машу он вчера выслушал, а сам информацией не поделился. А ведь Андровский не младенец, который впервые услышал про плохого дядьку Алибабу, он ведет собственное расследование и что-то, конечно, разузнал без посторонней помощи. Как тут понять, нужны ли ему Машины сведения, или она, добившись встречи, только отвлечет зама по безопасности от важных дел?

Маша постучалась к Вахе. Горец не ответил, хотя был у себя — она слышала шорох за дверью. Подсмотрела в замочную скважину и увидела согнутую спину. Молится. Теперь Маша понимала, что Вахина любовь к ней тут ни при чем. Или все-таки?..

Президентский офицер заглянул к ней с Дедом только чтобы сказать: «Извините, товарищ генерал». Теперь можно было идти, а они продолжали сидеть на диванчике художника, не зная, что делать.

— В такие минуты чувствуешь, как стареет информация, — сказал Дед. — Завтра она будет интересна только следователю, а сейчас, кто знает, вдруг спасет чью-то жизнь?

— Или она не стоит выеденного яйца, — ответила Маша.

— Тоже не исключено… Ненадежный этот Андровский, — пожаловался Дед. — Он тут заигрался в своем «раю».

— Это как? — не поняла Маша.

— Он же и бизнесмен, и охранник в одном лице, а это плохо сочетается. Как шеф службы безопасности он должен был сказать президентской охране: «У нас тут бандитские дела, лучше бы отменить визит». А как бизнесмен понимает, что если визит сорвется, то все богатые люди, которые собрались «на Президента», почувствуют себя обманутыми и в следующий раз могут не приехать… Большую ответственность берем на себя, — вздохнул Дед. — Будь моя воля, я бы все переиграл!

— Ну и переиграй, — сказала Маша. — Визитка Президента у меня с собой. Позвони и скажи: «Господин Президент, это генерал Алентьев. Не приезжайте в «Райские кущи»… Разве он тебе не поверит?

— Поверит, — опять вздохнул Дед, не делая попыток достать из кармана трубку. — А ты звонила по этой визитке?

— Нет, конечно. Зачем бы я стала звонить Президенту — о музыке поболтать?

— Там телефон кремлевской АТС — «вертушки», попросту говоря. У нашего начальника Академии есть «вертушка», у министров есть. А с городского телефона с Президентом не соединят, — сообщил Дед и вздохнул в третий раз.

— Ты давно знал?! — охнула Маша.

— Всегда. Не хотел тебя разочаровывать.

Маша почувствовала, что лицо у нее горит со стыда. А она-то гордилась тем, что может в любую минуту позвонить Президенту! Одноклассникам показывала из рук его визитку, Деда пугала: «Если не будешь пить таблетки, Президенту пожалуюсь!»…

Дед встал:

— Попробую завести машину. Гоняться за этим Неуловимым Джо на автобусе, по-моему, бесполезно.

— А я? — спросила Маша.

— Готовься к балу и последи за своим влюбленным.

— Он не мой, — ответила Маша.

— Тогда тем более последи. Вот помяни мое слово, он окажется у Амирова главным подрывником.

— Ваха?! Да ему, наверное, четырнадцать, как мне, или еще меньше.

— Такие безбашенные и партизанят. Взрослый, у кого дом, жена и дети, сто раз подумает, что с ними будет, если его убьют. А маленький сперва идет играть в пистолетики, а потом обнаруживает, что больше ничего не знает, не умеет, а главное — не хочет… Ты с ним поговорила?

— Нет, он заперся и не открывал. Молился.

— Плохо. Молился, значит, совесть нечиста, — сказал Дед и ушел.

Маша погасила свет и долго сидела, прислушиваясь. Из-за стены доносились звуки, как будто по полу тащили тяжелое. Звуки производил Ваха. Она пыталась представить, как надо молиться, чтобы получался такой шум.

Муса говорил, что вайнахи четыреста лет воюют с русскими. А грузинский старик-учитель — что это вранье. Во времена Шамиля — да, воевали и чеченцы, и ингуши, а раньше только абреки с казаками схлестывались. Ну, это их дело такое: казаки отродясь защищали, абреки нападали. А куда им было деваться, абрекам, если земли в горах мало, и переходит она от отца к старшему сыну? Ружье за спину и пошел; что возьмешь с боем, тем и сыт. Кому повезет, добудет денег на землю и дом, кому не повезет — убьют. Не везло многим. Дети-то рождались, а народу больше не становилось. Об этом старичок учитель тоже говорил, да Ваха и сам видел. Есть брошенные села. Развалины древние, как горы. Выходит, чеченцев тогда было больше, чем теперь?

Раньше Ваха про это не думал. Обычаи предков — святое. А как попал к русским, так и подумал: если земли не хватало, может, не надо было из-за нее соседей резать, свои головы класть? Пошли бы туда, где земли много. Тогда и чеченцев было бы много. Глядишь, сейчас бы русские от наших по горам скрывались…

Эх, поживешь с кафирами, сам начинаешь думать по-кафирски. Ничего, скоро назад. Сначала в Грузию, а по весне через перевал — в родную Ичкерию. Там все забудется: и шайтанские мысли, и русская девчонка Маша, которая гладила его по щеке. Сегодня Ваха сделает работу и будет свободен и богат. Захочет — бросит воевать, дом построит, жену возьмет. Он бы Машу взял, но в Ичкерии ей не будет жизни.

Пришел президентский охранник. Ваха и не знал бы, а сразу бы понял, кто такой. Взгляд быстрый, цепкий, по углам шарит, что увидит — запомнит навсегда. А Ваха, как умел, глаза вытаращил, встал против лампы, чтобы уши просвечивали — ребенок и ребенок. Охранник ему:

— Один живешь?

— С братом, дяденька.

— Ну, смотрите, к Президенту не лезьте, с биноклями-фотоаппаратами к окну не подходите.

Ушел, а Ваха — бух на колени молиться. Чемоданы-то вот они: два под кроватью, два не поместились, в углу стоят. Дорогие чемоданы: из небьющейся пластмассы, с колесами и выдвижной ручкой, чтобы катить их, как тележку. Жалко будет, когда такое добро разнесет вдребезги.

Затемно привезли собаку. Ваха слышал, как она тявкает, рвется с поводка. Заперся и опять стал молиться.

Прошла собака по коридору, порыла ковер у Машиной двери — учуяла старый запах от дымовухи. К Вахе не повела. Через его дверь взрывчатку не вносили, поднимали в окно. И уложены толовые шашки в чемоданах надежно: пленкой обернуты, запаяны, табаком посыпаны.