Роберт Стайн - Второй кошмар

Мать внесла в дом коробку книг. Эзра вошла в гостиную и потёрлась о ногу Брандта.

Отец забыл в стену крюк, и сын стал пристраивать на нём копьё. Оно было длинным и прямым, с острым бронзовым наконечником.

Отец отошёл в сторону

Неожиданно Брандт почувствовал резкий толчок и спросил:

— Что такое?

Копьё буквально выпрыгнуло у него из рук. Полетело на пол, наконечником вниз.

Тишину разорвал крик боли.

— Эзра! — в ужасе воскликнул парень.

Кошка захрипела. Копьё пронзило её насквозь. Она отчаянно дёргалась, но не могла освободиться. По полу растеклась яркая алая кровь.

— Эзра! — Брандт опустился рядом с ней на колени.

— Не трогай её! — приказал отец. — Надо вызвать ветеринара.

И парень кинулся к телефону. Сердце выскакивало у него из груди.

— По крайней мере Эзра мучилась недолго, — сказал отец за ужином. — Ветеринар утверждает, что ей было больно всего лишь несколько секунд. И к тому же, она была уже старой, — добавил он. — Прожила бы ещё год или два.

Брандт кивнул. Он всё это понимал, но такая смерть казалась ему слишком ужасной. Перед его глазами так и стояла проткнутая насквозь кошка.

«Вот тебе и новая жизнь, — подумал он. — Хорошенькое начало».

Парень помотал головой, пытаясь отогнать мрачные мысли.

Мать поставила перед ним бумажную тарелку с куском пиццы, и он принялся за еду.

— Подумать только — пицца! — сказала мать с набитым ртом. — Кажется, мы не ели её года два.

Я съел кусочек в аэропорту на прошлой неделе, — вспомнил Брандт. — Когда возвращался из Маполо.

— Пока мы жили на острове, тебе просто не терпелось перехватить пиццу, — усмехнулась мать. — Ты просил её каждый день.

— Да уж, что угодно покажется вкуснее, чем пюре из таро.

— Как думаешь, бакалея открыта в воскресенье? — спросила мама.

— Наверное, — ответил папа. — В Америке всегда всё открыто.

— Тогда я завтра схожу в магазин и куплю здоровую пищу, — пообещала мать, продолжая жевать.

— Приговор окончательный? — пошутил Брандт.

— Не упрямься, — посоветовала мама. — Тебе необходима именно здоровая пища. Такая, как у аборигенов. Помнишь, как ты просил меня приготовить тушёные грибы и кокосы? И разве тебе больше не хочется ананасов?

В самом деле, на Маполо эти плоды были сладкие и сочные. Может быть, ему всё же будет немного не хватать этого острова.

Вся жизнь Брандта прошла в переездах с одного экзотического места на другое. Последние два года он прожил с родителями на острове Маполо в Тихом океане. Там его отец, антрополог, изучал магические ритуалы.

— В понедельник тебе в школу, напомнила мама. — Волнуешься?

Стояла середина октября, но Брандт, конечно же, ещё не приступал к учёбе.

— С чего это? — ответил он. — После Маполо школа покажется раем.

— Думаю, тебе там понравится, — вмешался в разговор отец, вытирая губы бумажной салфеткой. — Правильно, что мама настояла на возвращении. Тебе нужно пару лет пожить нормальной цивилизованной жизнью.

А если не понравится, организуем новый антропологический проект, — добавила мать.

— Ритуалы американских школьников!

Все засмеялись.

Когда они покидали Маполо, мать сказала, что сыну нужно хоть немного пожить в Америке, и отец согласился. Он нашёл себе место преподавателя в Уйэнсбриджском колледже и перевёз семью в соседний Шейдисайд, где школа была получше.

— Помнишь ту старуху? — спросила мама. — Как там её звали?

— Зайна, — подсказал Брандт.

— Да, Зайна. Помнишь, когда она исчезла, а её дочь сказала, что Зайна превратилась в пантеру?

— И просила меня поймать её, — вспомнил Брандт. — Я так и не понял, почему именно меня. Ведь я был обычным четырнадцатилетним мальчишкой.

— Из-за пророчества, — объяснил папа. — Колдун говорил что-то о юном чужеземце, который разрушит магию Зайны. А им мог быть только ты.

— Я всегда думала, что девчонка выдумала это пророчество, — призналась мама. — Наверное, влюбилась в тебя, Брандт.

— Но ведь ей было уже двадцать, а мне четырнадцать, — возразил тот. — С чего это ей влюбляться в меня?

— Кто её знает? — ответила мама. — Чужая культура и всё такое…

— Как бы то ни было, а так приятно снова поселиться в настоящем доме, — заявил папа.

— И я совсем не тоскую по хижине из листьев.

— Даже если в подвале крысы? — спросил сын.

Отец не ответил, а мать бодро произнесла:

— Конечно, тут ещё предстоит поработать. Но так всегда бывает на новом месте. Нужно думать об этом как об очередном семейном проекте.

Брандт тяжело вздохнул. Иногда излишний мамин оптимизм его раздражал.

— И ещё мы заведём новую кошку, если захочешь, — пообещал папа.

— Даже не знаю, — ответил парень. — Пока не хочу.

— Ну, подумай, — предложил папа.

— Подумаю. Спасибо, папа, — негромко отозвался Брандт.

В эту ночь парню никак не удавалось заснуть. Обычно Эзра забиралась к нему в постель, и теперь он инстинктивно искал её. Но рука нащупывала лишь холодную простыню. «До сих пор не верится, что её больше нет», — горевал Брандт.

Он прислушался к тишине. Родители легли спать несколько часов назад. Дом погрузился в кромешную тьму. В окне не было видно ни луны, ни звёзд, ни уличных фонарей. Ни единый луч света не мог пробиться сквозь кроны деревьев, окружавших дом.

По улице не проезжали машины. Ветер не шевелил листву. Молчали даже птицы и насекомые.

И вдруг раздалось какое-то царапанье.

Брандт замер, прислушиваясь.

Звук повторился.

«Что это такое?» — забеспокоился парень, оторвав голову от подушки.

Царапанье всё продолжалось.

«Крысы, — решил он. — В моей комнате».

Брандт сел на постели и скинул одеяло, готовясь защищаться.

Царапанье становилось всё громче. Парень напряжённо прислушивался.

Посмотрел на потолок. Кажется, звук доносился оттуда.

Значит, крысы на чердаке? Туда он ещё не заглядывал. А звук всё нарастал.

«Шаги», — показалось Брандту, и он спустил ноги на пол. Может быть, в их дом кто-то забрался?

Парень встал и на цыпочках подошёл к двери. Выглянул в коридор. В спальне родителей было темно. Должно быть, они спали.

Он добрался до двери, ведущей на чердак. Осторожно открыл её.

Прислушался.

Тишина.

Подниматься или нет?

— Здесь есть кто-нибудь? — прошептал Брандт. Тишина.

Потом негромко скрипнули чердачные доски. Шаги.

— Кто там? Снова тишина.

Брандт сделал глубокий вдох и начал подниматься по узкой лестнице. Ступени были тёплыми.

Наконец он оказался наверху и огляделся.

— Есть тут кто-нибудь? — спросил парень громко.

Родители всегда ругали его за то, что он был слишком импульсивным и хватался за всё в одиночку. Даже называли безрассудным, но это его не смущало. Он не хотел казаться самому себе трусом.