Ирина Медведева - Гел-Мэлси и Бог-Ягуар

Впервые за все время слова Изогнутого Копыта находили отклик в их душах. Индейцам было наплевать, являлся бледнолицый карликом или нет. Их волновала только месть. Они должны были отплатить врагам за смерть Могучей Черепахи и похищение их реликвии.

— Смерть бледнолицему! Принесём его в жертву богам! — послышались голоса из толпы.

Остальные индейцы согласно закивали головами.

— Тише! Я буду говорить! — крикнул вождь, поднимая руку.

Племя замолчало, выжидающе глядя на Сына Водосвинки.

— Бледнолицый умрёт. Это решено, — жёстко сказал он. — Но умрет он лишь после того, как мы извлечем из него максимальную выгоду. Он может знать, где следует искать похитителей бога-ягуара. Возможно, даже нам удастся вернуть Питао-Шоо, обменяв его на бледнолицего. Сначала мы допросим чужака, и если мы не сможем его использовать, он умрёт. Мы убьем бледнолицего, чтобы отомстить, но я не желаю обманывать богов, выдавая его за карлика и тем самым навлекая на нас гнев Божественной Пары. Мы сожжём его на погребальном костре Могучей Черепахи, отдавая тем самым дань памяти доблестному воину.

Индейцы разразились восторженными криками, восхваляя ум и величие вождя.

Колдун понял, что проиграл, но не собирался так легко сдаваться.

— Хотел бы я знать, как ты допросишь его, если он не говорит на нашем языке. Или тебе знаком язык бледнолицых? — язвительно осведомился он.

Pаздвинув толпу, Голубая Ящерица вышла вперёд и встала между отцом и Изогнутым Копытом.

— Я знаю язык бледнолицых, — сказала она.

— Мне ничего не известно о боге-ягуаре. Я циркач, — путаясь в английских словах, торопливо объяснял Володя.

— Что такое циркач? — лаская его влажным взглядом, спросила дочь вождя.

Володя задумался. С его не слишком обширным словарным запасом было трудновато объяснить никогда не видевшим цирка индейцам, что это такое.

— Я покажу! — осенило его.

Он подхватил обручи и стал вдохновенно жонглировать ими. Впервые Володя прочувствовал на себе смысл фразы, что цирк — это жизнь.

По рядам индейцев пронёсся одобрительный шёпот. Сердце Голубой Ящерицы, казалось, вот-вот остановится от восхищения и счастья. Этот чужеземец был не просто божественно красив, он показывал такие удивительные вещи. Ни один воин племени не смог бы повторить этого.

— А что ещё ты умеешь? — спросила раскрасневшаяся от волнения девушка, когда циркач, ловко подхватив обручи, поклонился.

— Позвольте мне взять это, — попросил Володя, указывая на моноцикл.

Дочь вождя перевела.

Неожиданный поворот событий крайне раздражал Изогнутое Копыто.

— Это колдовская штуковина бледнолицых, — закричал он, подскакивая к велосипеду и размахивая над ним раскрашенной погремушкой. — Через неё злые духи из другого мира выскочат на поверхность, чтобы войти в наши тела и уничтожить нас. Не позволяйте чужеземцу одурачить вас магией белых дьяволов!

Призыв колдуна повис в воздухе. Любопытство оказалось сильнее страха. Лёгким движением руки вождь отодвинул Изогнутое Копыто в сторону и кивнул Голубой Ящерице:

— Скажи, что он может взять эту вещь.

— Во даёт, — восхитился Вин-Чун, наблюдая, как циркач выполняет на моноцикле свой коронный номер, отработанный до совершенства за долгие часы одиноких тренировок на вершине пирамиды.

— Мы просто обязаны спасти этого парня, — решительно заявила Гел-Мэлси. — Такой талант не может пропасть ни за что ни про что в дебрях Гватемалы. Он должен служить всему человечеству.

— Полностью с тобой согласна, — кивнула Дэзи, от восхищения роняя слюну с острого розового язычка.

Любовное пламя в груди Голубой Ящерицы разгоралось всё сильнее и сильнее, достигая опасного уровня лесного пожара, вспыхнувшего после трёхлетней засухи. Раскатывающий на велосипеде и жонглирующий обручами циркач с каждым моментом казался девушке все более мужественным и неотразимым.

От переполняющих ее чувств на глаза дочери вождя навернулись слёзы. Любовь бурлила у неё внутри, то ли в груди, то ли в животе, покалывала в кончиках пальцев, резвыми щекочущими мурашками пробегала по позвоночнику и шее. Казалось, еще немного, и ее сердце не выдержит и разорвется.

Володя спрыгнул с моноцикла и вновь поклонился. На миг он забыл об опасности. Он снова был артистом, и публика принимала его с откровенным восторгом. Он был счастлив.

"Слава Богу, что он закончил, — мелькнуло в голове у Голубой Ящерицы. — Ещё чуть-чуть, и я, наверное, умерла бы от восхищения. Как, должно быть, прекрасно и романтично — умереть от любви".

— Папа, ты же прекрасно понимаешь, что Володя не имеет никакого отношения к похищению бога-ягуара. Он ни в чём не виноват. Он сам чуть не стал жертвой бандитов, — заявила Голубая Ящерица два часа спустя, когда возбуждение, вызванное выступлением циркача, улеглось, и индейцы снова вспомнили о смерти Могучей Черепахи и о трагической судьбе, ожидающей Детей Ягуара, если им не удастся вернуть статую Питао-Шоо.

Они заперли пленника в прочной бамбуковой клетке и, выставив охрану, начали готовиться к погребению.

— Я тоже так думаю, дочка, — с сожалением сказал Сын Водосвинки. — Этот бледнолицый довольно забавный и, судя по всему, совершенно безвредный. Мне самому не хочется убивать его, но я не обычный человек, я — вождь, и интересы племени для меня превыше всего.

— Интересы племени? — возмутилась девушка. — Позволить им растерзать ни в чём неповинного человека — это, по-твоему, в интересах племени?

— Племя считает, что да, а я не могу идти против своих людей, — объяснил вождь. — И растерзать они собираются не человека, а бледнолицего. Око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь. Таков закон, и не в наших силах его изменить. И вообще ты ещё слишком молода, чтобы понимать что-то в высокой политике.

— В высокой политике? — яростно взвизгнула Голубая Ящерица. — Это ты свои мелкие дрязги с колдуном называешь высокой политикой? Да у тебя мания величия, папочка! Володя один стоит всего вашего племени с его вечными заботами об охоте на несчастных маленьких зверьков и собирании гусениц или корешков. Он делает вещи, которые под силу только богам. Он такой красивый, умный, добрый и понимающий…

— Сядь! — неожиданно рявкнул Сын Водосвинки. — Сядь, замолчи и слушай, что я тебе скажу!

Запнувшись на середине фразы, напуганная выражением ярости в голосе отца, девушка автоматически опустилась на циновку.

— Вот так-то лучше, — жёстко и сурово произнёс вождь. — Я больше не желаю слушать этот бред. Если ты ещё раз посмеешь возразить мне или заговорить о пленнике, я тебя саму свяжу и посажу в клетку до самого конца казни. Племя желает его смерти, и он должен умереть на погребальном костре Могучей Черепахи. А чтобы поменьше жалеть его, ты бы лучше подумала о том, что без статуи бога-ягуара нашему племени придёт конец. Но не это заботит тебя. Твои мысли заняты исключительно белым чужаком из враждебного рода, и то лишь потому, что он молод, неплохо сложен и не похож на твоих соплеменников. Мне стыдно за тебя, Голубая Ящерица. Если бы твоя мать была жива, она тоже стыдилась бы тебя.