Адам Багдай - Тайна черного зонта

— Простите, — робко обратилась она к пани Баумановой, — откуда у вас этот старый зонт?

— Это давняя история, — ответила учительница. — Представь себе, вернувшись в дом после освобождения Варшавы, я нашла его в библиотеке. Не знаю, кто мог оставить его здесь.

— Очень интересно… — Только сейчас Гипця осмелилась взглянуть на солидную, аккуратную, чуть почерневшую ручку зонта, у основания которой была выгравирована слегка приукрашенная завитушками монограмма — Е.М.

— Чему ты так удивляешься? — услышала она над собой голос пани Баумановой.

— Ничему, — рассеянно ответила Гипця. — Просто никогда не видела такого старого зонта.

— Неудивительно, сейчас такие уже не встречаются. Это старый английский зонт.

— Это точно английский зонт? Вы уверены в этом?

— Абсолютно. Смотри! — Учительница показала на нижнюю часть ручки. — Тут даже есть название фирмы: «Веллман и Сын — Глазго». Сможешь прочитать?

— Конечно, смогу… Веллман и Сын — Глазго… Все сходится.

— Что сходится?

— Надпись.

Пани Бауманова решительно отобрала у Гипци зонт и водворила его на прежнее место — за диван.

— Может сгодиться для того, чтобы закрыть форточку, — горько усмехнулась она. — И вообще, должна тебе признаться, что я как-то привязалась к нему. Это смешно, но мне порой кажется, что он — мой друг. Не удивляйся… У старых людей много странностей. Во всяком случае, мне было бы тяжело с ним расстаться. В конце концов, я просто надеюсь, что эта старая рухлядь меня переживет. — Вернувшись на свое место, пани Бауманова стукнула слегка по столу ладонью и продолжила: — Ну ладно, моя дорогая. Прочитай еще раз этот отрывок…

Гипця не двигалась с места, завороженно уставившись широко раскрытыми глазами на потертый подлокотник дивана, за которым скрывался зонт.

— Что с тобой? — услышала она голос учительницы.

— Ничего. Только хочу спросить вас… Если бы кто-нибудь очень упрашивал отдать ему зонт, вы бы отдали?

— Не понимаю, что пришло тебе в голову. Кому может понравиться такая бесполезная вещь?

— Например, мне.

Удивленная пани Бауманова резким движением сдернула с носа очки.

— Моя дорогая, не понимаю, что ты хочешь этим сказать?

— Просто мне хотелось бы иметь этот зонт.

— Ты шутишь?

— Я вполне серьезно.

— Что ты будешь с ним делать?

— Не знаю, только он мне очень нравится.

— Ты хочешь лишить меня моего единственного друга?

— Нет… но… — Гипця помолчала немного, подумала и вдруг спросила: — Никто не спрашивал вас об этом зонте?

— Нет… И не понимаю, к чему такие странные вопросы!

До самого конца урока Гипця не могла избавиться от овладевшего ею беспокойства. Сама комнатка пани Баумановой стала выглядеть вдруг странно и загадочно. Казалось, что вот-вот кто-то проскользнет в дверь, подойдет к плюшевому дивану, вытащит из-за него черный зонт и необъяснимым образом исчезнет.

Услышав, как часы пробили пять раз, Гипця испытала невыразимое облегчение. Поспешно попрощавшись с учительницей, она стремглав выскочила из комнатки.

На тротуаре перед калиткой ее уже ожидал Кубусь.

— Ну что? — обеспокоенно спросил Кубусь. Гипця, у которой от волнения перехватило горло, не могла вымолвить ни слова и лишь в ответ на повторный вопрос коротко шепнула:

— Есть!

— Не может быть!

— Честное слово… за старым диваном.

— За каким диваном?

— За плюшевым.

Минуту ребята стояли в молчании. Кубусь смотрел на Гипцю широко раскрытыми глазами и недоверчиво вертел головой.

— Это чудо! — наконец произнес он.

— Говорю тебе — тот самый: английской фирмы, с серебряной ручкой и монограммой Е.М.

— Феноменально! Должно быть, этот подозрительный тип что-то о нем знал!

— Но откуда?

— Не могу уразуметь.

— Ты был у Толуся Поэта?

— Был, но не застал дома.

— Может, это тот самый тип, о котором говорил Толусь?

— Может быть, но чувствую, что не он. Иначе зачем бы ему понадобилось искать самому?

Кубусь замолчал и глубоко задумался, рассеянно поглаживая щеку ладонью.

— И что теперь делать? — спросила Гипця.

— Тебе придется сходить в «Августинку».

— И рассказать ему?

— Нет! Ты что, спятила? — ужаснулся Кубусь. — Если Толусь ничего не знает, то мы тем более ничего не можем рассказывать этому подозрительному типу.

— Тогда что же я должна ему наплести?

— Конечно, что ты ничего не обнаружила, а пани Бауманова о зонте ничего не знает. Ни о каком зонте вообще, понятно?

— Понятно. А если он не поверит?

— Должен поверить. А мы тем временем не будем спускать с него глаз. Надо выяснить, что это за птица.

Перед «Августинкой» друзья расстались. Кубусь перешел улицу и, присев на подоконник у магазинной витрины, внимательно осмотрелся. Гипця переступила порог кафе и оказалась в просторном зале «Августинки». Сердце ее слегка щемило от неосознанного страха, но она сумела взять себя в руки.

Зал был полон. Утомленные нескончаемой дневной жарой люди густо облепили столики. В этой пестрой людской толчее Гипця высмотрела смешные усики незнакомца, расположившегося за угловым столиком у окна. Тот, уже издали приметив девочку, приветствовал ее своей приторной улыбочкой и взмахом руки пригласил подойти поближе.

Девочка изо всех сил старалась сохранять спокойствие и выдержку, однако при виде нелепых черных усиков не смогла удержаться от смеха. Пытаясь справиться с ним, она кусала губы, старалась думать о печальном, но ничто не помогало. Уже подходя к столику, за которым сидел незнакомец, Гипця фыркнула, как разыгравшаяся кошка.

— Я вижу, у тебя холошее настлоение, — заговорил незнакомец. — Навелное, у тебя холошие новости.

Фыркнув еще раз, Гипця разразилась неудержимым смехом.

— Извините, — смутилась она и лукаво улыбнулась. — Уж очень все это смешно.

— Что тебе кажется смешным? — поинтересовался незнакомец, нахмурив брови.

— Все.

Незнакомец слегка дотронулся до ее руки.

— Успокойся, моя дологая. Я хотел бы услышать, посталалась ли ты лаздобыть интелесующие меня сведения? — продолжил он разговор уже шепотом.

— Да.

— И что, этого зонта в доме нет?

— Нет. И мне кажется, что такого зонта вообще не существует.

— Тише, моя дологая. Это вовсе не так смешно. Не ласплостланила ли ты свою любезность на то, чтобы сплавиться об этом пустяке у пани Баумановой?

— Я спросила, но пани Бауманова понятия не имеет ни о каком зонте.

— Тише! — прошипел незнакомец с изменившимся до неузнаваемости лицом. Оно не было уже ни смешным, ни нелепым, а выражало удивление и разочарование. И выглядело почти грозным. — Это интелесно, — тихо сказал мужчина, словно самому себе. — Я был уведен, что пани Баумановой кое-что об этом известно. — Он взглянул на девочку. — Благодалю тебя, дитя мое. Ты и вплавду была члезвычайно мила и любезна. Не хочешь ли съесть полцию моложеного или кусочек толта?