Андрэ Маспэн - Дело о радиоактивном кобальте

Что касается меня, то я, конечно, имел очень слабое представление об опасности радиоактивного излучения и был слишком беспечен, чтобы принять всерьез торжественные предупреждения. Я скорее забавлялся переполохом на выставке. Скисли лица у всех этих больших и малых педантов, которые, не проявляя больше никакого интереса к науке, казалось, ожидали появления «невидимого луча», о котором часто шла речь в иллюстрированных газетах. В общем все мне казалось смешным.

Я был просто поражен, увидев в глазах моих близких товарищей настоящий испуг. Он был еще понятен у Амио Долена, первого ученика в нашем классе. В нем, с его яйцеобразной головой и узкими плечами, уже сейчас угадывался седобородый старикашка, которым of когда-нибудь станет. Но даже Андрэ Мелио, по прозвищу «Мяч», хороший ученик, но педант, даже Ричард Ляпаред, прозванный «Боксером», который обычно ничего не боялся, неподвижно смотрели в пустоту

Я толкнул локтем Сорвиголову:

— Смотри, кажется, они уже проглотили кусочек кобальта…

Но каким было мое удивление, когда я увидел, что Сорвиголова, мой одноклассник и ближайший друг, так же, как и я, презиравший физику, повернул ко мне свое бледное и испуганное лицо.

Ну, Сорвиголова, дело швах?

— Сейчас не время развлекаться, — ответил он и стиснул зубы.

Я был поражен и хотел что-то его спросить, как вдруг завыли сирены полицейских машин, началась паника. Все бросились к выходу. Мы также. При выходе из Дворца нас ожидали полицейские в форменной и гражданской одежде, пропускавшие нас по одному и смотревшие на нас сейчас, как на опасных бандитов. Я находил это ужасным! Каждый из нас, в том числе и учителя, был обыскан, как в полицейских романах. Я охотно подчинился этой формальности, показывая даже карманы моего кожаного портфеля, хотя ни у кого не было намерения их проверять.

Операция длилась довольно долго; когда мы оказались на Елисейских полях, было уже около часа — время завтрака. Но мы собирались группами, чтобы обсудить событие.

Прибытие полиции убедило даже скептиков, что пропажа кусочка кобальта — дело немаловажное. Каждый высказывал свои предположения. Наконец полицейские отдали распоряжение не скапливаться. Казалось, они пронзали нас взглядом насквозь — это по меньшей мере.

Встать с постели утром — для меня наистрашнейшая из пыток. Поэтому неудивительно, что я прибегаю на кухню, запыхавшись, чтобы второпях выпить мой уже остывший кофе, ворча на совершенно невиноватую Монику. Однако в тот день — следующий после происшествия во Дворце открытий— она собственной пухлой персоной на пороге своего царства обдала меня холодом следующих таинственных слов:

— Кофе?.. После… Мсье хочет с вами поговорить…

— Кто? Мой отец?

— Он только что звонил мне, — отрезала Моника, загадочно улыбаясь и не желая поддерживать беседы. — Он мне сказал: «Дайте-ка Матье в мой кабинет».

Я сделал гримасу. Это приглашение не сулило мне ничего приятного. У отца, работающего допоздна над своими архитектурными проектами, не было привычки рано вставать. Причина должна была быть весьма серьезной, чтоб он встал л пригласил меня в свой кабинет, даже не дав мне позавтракать.

Я сделал быструю самопроверку. Я не совершил в последние дни никакого серьезного проступка. У меня были плохие отметки в месячной ведомости, но не хуже, чем обычно. Что касается г-на Видали, моего учителя математики и врага, то у него был грипп и он был больше недели вне игры… Что за причина спешного приглашения в час, когда развозят молоко по домам?

Недоумевая, я осмотрел мои ногти; убедился, что они аккуратно подрезаны, поправил галстук, вздохнул и поднялся по лестнице, ведущей в кабинет отца.

Остановившись, я благоразумно приложил ухо к двери. Да, я не ошибся: отец был не один, ясно слышался разговор. Кто этот таинственный посетитель — так рано? С бьющимся сердцем я постучал — сначала робко, потом сильнее.

— Входи! — знакомым глухим голосом сказал мой отец,

Я открыл дверь и на цыпочках переступил порог. Мой отец

поднялся — он был элегантен и моложав в спортивном пиджаке, с галстуком бабочкой…

В одном из кожаных кресел расположился лысый господин, длинный, как день без хлеба, с маленькими хитрыми глазками и широким носом картошкой.

Отец повернулся ко мне, нахмурив брови. Его седеющие виски сияли в бледном свете дня, и глаза казались золотисто-желтыми. Я инстинктивно почувствовал, что его нервы напряжены, и насторожился.

— Вот мой негодяй, мсье инспектор! — сказал он резким голосом. — Предупреждаю вас, что перед вами тип, расточающий свои способности впустую. Но, может, исходя из ваших задач, вы выжмете из него что-либо…

Это был пролог, не предвещавший ничего хорошего. Я стоял, пронизанный острым и ироническим взглядом сидящего в кресле. От слова «инспектор» меня передернуло. Представитель полиции чуть свет в нашем доме, желает видеть меня. Что все это значило? Хотя я не чувствовал никакой вины, от сознания, что полиция мной интересуется, сердце мое сжалось.

Инспектор улыбнулся, обнажив мелкие испорченные зубы.

— Я задам только несколько вопросов, мсье Галле, — обратился он к отцу.

Заметив, что отец направился к двери, он быстро добавил:

— Нет, нет! Останьтесь… Вы совсем нам не помешаете.

Глядя на меня пронзительно, он небрежным жестом предложил мне кресло, стоящее против окна. Я повиновался. Какое-то время он молча изучал меня, как бы прикидывая, какие принять меры; это меня очень смутило.

— Матье Галле, — начал он резко, обращаясь ко мне суровым, в некотором роде профессиональным голосом. — Ты был среди учеников лицея Генриха IV на выставке во Дворце открытий?

— Да, мсье, — поспешил я ответить, почувствовав облегчение: ясно стало направление допроса.

— Прекрасно! — сказал инспектор. — В таком случае ты находился в трех метрах от места, где демонстрировался кусочек кобальта, и ты, наверное, видел вора!..

— Я?! — поднялся я с места, прижав руку к груди.

В самом деле, я не мог себе представить, что находился так близко от места преступления. Что касается кобальта, то я слишком мало интересовался им, чтобы обратить на него какое-либо внимание.

— Слушай, старина! — сказал полицейский, мрачно покусывая нижнюю губу. — Следствием установлено, что в момент свершения кражи ученики лицея Генриха IV, точнее, твоего класса, находились ближе всего к стенду, который нас интересует. Вспомни хорошенько, экскурсовод снял на мгновение материю, в которую был завернут свинцовый ящик, чтобы показать вам действие, оказываемое кобальтом на чистую фотопленку. Ты находился совсем близко. Следовательно…

— О, мсье, — воскликнул я, — я ничего этого не видел…