Валерий Роньшин - ОТДАЙ СВОЕ СЕРДЦЕ

На каждой перемене Самокатова «доставал» Горохов.

— Ну и где твоя Курочкина? — язвительно спрашивал он.

— Иди ты на фиг, — отмахивался от друга Генка.

— Нет, ты и правда думаешь, что у нас в классе есть Курочкина?

— Есть, — твердо отвечал Самокатов.

— Поклянись, что не пудришь мне мозги.

— Клянусь!

— Самокат, по-моему, у тебя крыша поехала.

— Это у тебя крыша поехала.

— У тебя точно сдвиг по фазе, — качал головой Макс. — Нету у нас Курочкиной. Врубаешься? Не-ту…

Генка был несколько озадачен. Он знал Гороха с первого класса и видел, что тот сейчас говорит на полном серьезе.

— У кого хочешь спроси! — уже горячился Макс. — Или вон журнал посмотри!..

И Самокатов заглянул в классный журнал. На букву «К» шли Калашникова и Куприянова. Курочкиной не было. Но Генка вспомнил, что Рита — новенькая и, значит, должна быть в конце списка. Но и в конце списка Риты не оказалось. Самокатов перелистал журнал от корки до корки. Ритиной фамилии не было и в списках по другим предметам. На душе у Генки стало как-то тревожно. И на следующей перемене он подошел к Бариновой.

— Слышь, Лен, — сказал Самокатов. — А чего Рита сегодня не пришла?

Спросил — и замер в ожидании. Хоть бы Ленка сейчас ответила: «А я откуда знаю?» или «Да она заболела».

Но Баринова округлила глаза.

— Какая Рита?

Сердце у Генки упало.

— Никакая, — через силу засмеялся он. — Это я пошутил.

И пошел к своему месту под недоуменным взглядом Бариновой.

Оставшиеся уроки Самокатов просидел как во сне. И даже двойку по русскому схватил. А дома попытался привести в порядок свои мысли. Итак, Горохов, Цыпцын и Баринова в один голос утверждали, что Курочкиной в их классе нет. Но это же полнейший бред. Наверное, они просто договорились приколоть Генку. Ну хорошо, а почему тогда Ритина фамилия не занесена в журнал? Да ясно, почему: забыли вписать. Короче, все это туфта. Завтра или на днях Курочкина появится, и они пойдут в кино, а затем будут целоваться. Эх, жаль, что он не знает Ритиного телефона, а то бы прямо сейчас звякнул ей и спросил, почему она в школу не пришла.

Но как Самокатов ни старался себя ободрить, в душе у него нарастала тревога. Все-таки не похоже было, что ребята его прикалывали. Да и в журнал Ритину фамилию должны были обязательно внести. Нет, что-то здесь не то…

Генкины размышления прервал телефонный звонок. Самокатов снял трубку.

— Алло, — сказал он.

— Приветик… — раздался знакомый голос.

— Рита! — радостно закричал Генка. — Это ты?

— Нет, не я, — рассмеялась Курочкина. — С вами говорит автоприветчик.

Самокатову сразу стало легко и хорошо. Все его недавние тревоги — фьють! — и улетели.

— Слушай, Рит, а чего ты в школу не пришла? Заболела, да?

— Не-а.

— А чего?

— Неохота по телефону рассказывать. Приезжай на Фарфоровскую.

— Куда?

— Ну есть такая железнодорожная станция.

— А почему именно туда?

— Приедешь — узнаешь.

— А как до этой Фарфоровской добраться?

— Ты от Московского вокзала далеко живешь?

— Нет, рядом. На Лиговке.

— Вот и приезжай прямо сейчас. До Фарфоровской минут семь ехать. Давай, Генчик, в темпе. Я тебя буду на платформе ждать.

— О'кей! Еду!

Самокатов, бросив трубку, помчался на вокзал. Вскочил в электричку и поехал на Фарфоровскую. Настроение у Генки было просто отличное. Он больше не думал ни о своем кошмарном сне, ни о странностях в школе… В окна вагона светило майское солнце. Скоро лето. Каникулы. Короче — кайф! Правда, он сегодня пару схватил. И если ее срочно не исправить, по русскому за год у него будет трояк. А значит — гуд бай видеокамера. Так что придется договариваться с Нестеровой насчет исправления двойки. Напряг, конечно, но камера того стоит.

Не успел Самокатов обо всем этом подумать, как уже приехал на Фарфоровскую. Курочкина стояла у кассы и что-то писала фломастером на стене.

— Привет, — сказал Генка.

Рита обернулась.

— Ой, как ты меня напугал!

— А что ты тут пишешь?

Девочка проворно закрыла надпись ладошкой.

— Ничего.

— Ну дай посмотреть.

— Не дам. Прочтешь, когда обратно поедешь.

— Ты что-то про меня написала?

— Про тебя и про себя.

— Ну можно я сейчас посмотрю?

— Нет, нет и нет.

Курочкина увлекла Самокатова к скамейке.

— Посидим?

— Посидим.

Они сели. Рита достала пакетик изюма в шоколаде и протянула Генке.

— Угощайся.

Ребята стали есть изюм и разговаривать.

— Рит, а чего ты в школу-то не ходила? — снова спросил Самокатов.

— А, решила прогулять, — беспечно ответила Курочкина.

— Но мы же договорились после уроков пойти в кино.

— Ой, извини, Генчик. Я забыла.

Генка был слегка уязвлен.

— Я ведь тебе три раза напоминал.

— Вот такая я нехорошая редиска, — хихикнула Рита, кидая в рот изюминку за изюминкой.

Да, стыдить ее было явно бесполезно. И Самокатов сменил тему:

— А ты что, здесь живешь?

— Ага, под платформой, — продолжала хихикать Курочкина.

— Ну, в смысле, около Фарфоровской? — уточнил Генка.

Рита не успела ответить. К ним подошел мужчина в черном костюме и с букетом белых гвоздик.

— Вы не подскажете, как пройти на собачье кладбище? — спросил он.

Курочкина принялась объяснять:

— Вначале идите прямо, потом сверните налево, затем направо…

— А долго идти?

— Минут десять.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Мужчина с гвоздиками ушел.

— Что еще за собачье кладбище? — поинтересовался Самокатов.

— А ты разве не знаешь, что у нас в Питере есть собачье кладбище?..

— Нет. Там что, собак хоронят?

— И собак, и кошек, — ответила Курочкина. — Короче, домашних животных… — И, помолчав, прибавила: — Я своего Крыжовника тоже на этом кладбище похоронила.

— Какого Крыжовника?

— У меня был кот по имени Крыжовник. — Рита вздохнула.

Мимо платформы с грохотом пронесся скорый «Петербург — Москва». Когда он умчался, Курочкина легонько дотронулась кончиками пальцев до Генкиной руки.

— Ген, я хочу тебе сказать одну вещь… — Она замялась. — Даже не знаю, говорить или нет.

— Конечно, говори.

Девочка печально улыбнулась.

— Боюсь, у тебя от моих слов уши завянут.

— Не завянут.

— Ну хорошо. Дело в том, что я… — Рита не закончила фразу.

— Что — «ты»?

— Да нет, ничего.

— Ты же хотела сказать.

— Я передумала.

— Тогда бы и не начинала, — насупился Генка.

— Ну не сердись, Генчик. Я могу, конечно, сказать, но предупреждаю заранее — тебе будет неприятно.

«У нее есть другой пацан!» — понял Самокатов. И тут же выпалил это вслух:

— У тебя есть другой парень, да?!

Курочкина взъерошила Генкины волосы.

— Никого у меня нет, дурачок. Я люблю только тебя.