Анна Устинова - Шестеро смелых и парад монстров

Марфа, сжавшись в комок, забилась в угол дивана в комнате Данилы и, зарывшись лицом в ладони, рыдала. Около нее, истошно мяукая, переминался с лапы на лапу огромный черный кот по имени Черчилль. Временами он умолкал и принимался слизывать шершавым языком слезы с ее рук. Марфин старший брат Данила, подъехав в своей инвалидной коляске к сестре, гладил девочку по кудрявой макушке, растерянно приговаривая:

— Ну, не надо. Перестань. Успокойся. Не стоит того. Ты ведь у нас такая сильная!

Марфа лишь принялась еще сильнее всхлипывать. Данила решительно двинулся к письменному столу, где возле компьютера лежал телефон.

— Сейчас позвоню Илье, и мы с ним обязательно пойдем…

Истеричный смех девочки перебил его:

— Куда вы пойдете! Думаешь, он там до сих пор стоит и вас дожидается? Говорила ведь уже: он испарился, когда я еще там была.

— Все равно позвоню Илюхе, — упорствовал брат. — Пусть идет к нам. Обсудим, что делать. Полагаю, что, судя по ловкости и уверенности этого гада, он пользуется давно наработанным методом. Если я прав, происшествие с тобой, возможно, даст нам какую — нибудь зацепку.

Марфа отняла ладони от зареванного лица.

— Тогда уж и остальных созывай. Тем более Лизка — то, — только сейчас спохватилась она, — наверное, уже с ума сходит. Я ведь к ней шла. Названивает небось мне, а я не отвечаю… — И она вновь залилась горючими слезами.

— А ты убеждена, что нужно именно всех? — с сомнением поглядел на ее распухший нос Данила.

— Абсолютно! — твердо ответила сестра. — Мы обязательно должны его найти! Одной мне не справиться, а если вместе действовать будем, с нашим — то опытом… Как — никак, три преступления уже раскрыли.

Данила кивнул. Возразить было нечего. Действительно, уж лучше всем вместе. По крайней мере, сестра будет под присмотром. А то она вечно лезет на рожон. Затеет еще самостоятельное расследование. Бог весть, чем кончиться может. Когда их шестеро, как — то спокойнее. Силы больше, чем в кулаке, у которого, как известно, только пять пальцев.

Данила с силой сжал кулаки, даже костяшки пальцев побелели. Попался бы ему сейчас этот гад, — навешал бы ему по первое число! Вот только ноги проклятые! Он даже встать на них не может, не говоря уж о том, чтобы ходить. Вдвоем с Илюхой они, конечно, наверняка бы справились, хотя, по словам сестры, этот парень постарше их будет. Правда, она могла и ошибаться, тем более у парня бейсболка была на глаза надвинута, да и случилось все в полутемном подъезде.

Он созвонился с ребятами: Лизой Каретниковой, Дианой Юсуповой и Климом Ахлябиным — одноклассниками Марфы, а также со своим одноклассником и лучшим другом Ильей Бородиным. Сестра и ее друзья учились в восьмом классе, а Данила с Ильей — в десятом.

— Все сейчас будут у нас, — отложив телефон, повернулся к сестре Данила и добавил: — Слушай, по — моему, надо бы и в милицию заявить.

— Обалдел? — воскликнула девочка. — Думаешь, они станут возиться? Забот у них других больше нету. Сам же только что говорил, что, вероятно, это не первый случай. Значит, они знают, но не ищут. А участковый наш Николай Алексеевич Сенюшкин, как только я заявлю, дедушке доложит, меня дома запрут от греха подальше, и тогда нам вообще никакого расследования провести не удастся.

— Почему это не удастся? — заспорил Данила. — Мы с тобой станем дома аккумулировать и анализировать информацию, а ребята проведут, так сказать, полевые работы.

— Кто, интересно? — воскликнула Марфа. — Забыл, что Клима после прошлого нашего дела только неделю назад стали одного на улицу выпускать, без конвоя. Как только Сенюшкин погонит волну, Ахлябина опять дома запрут. Наша мама Лизкиной матери тоже обязательно сообщит. Так что, дорогой брат, на свободе останется один Илья, да и то под вопросом. Сам знаешь, какой у него суровый отец. А у нас зимние каникулы только начались. И я лично не намерена проводить их дома в четырех стенах, — возмущенно закончила девочка.

— Почему обязательно в четырех стенах? — Видя, как к Марфе мало — помалу возвращается ее обычный задор, Данила с облегчением расхохотался. — Может, наш дедушка тряхнет стариной, вспомнит твои детские годы и сводит тебя на елку.

— Да, да, — хмыкнула сестра, представив себе эту картину. — И вернусь я оттуда с подарком — тремя мандаринками и горстью конфет в пластиковой елочке. Счастье на все оставшиеся праздники!

— Марфа, я, конечно, все понимаю, но, мне кажется, в милицию заявить надо, — стоял па своем Данила. — Понимаешь, чем больше у них скопится заявлении, тем активнее им придется искать.

Марфа колебалась: правота в словах брата была.

— Давай все — таки ребят дождемся. Вот придут, проголосуем, а уж потом и примем решение, — подумав, сказала она.

Первым, запыхавшись, прибежал Илья. Сдернув вязаную шапочку, он обнажил коротко стриженный светлый ежик и, торопливо проведя по нему пятерней, шепотом осведомился у открывшего входную дверь Данилы:

— Ну, как она там, в порядке? Здорово ей досталось?

— К счастью, нет, — улыбнулся друг. — Отревелась и пришла в себя. Жить, думаю, теперь будет.

— А вам не кажется, что обсуждать меня шепотом за моей спиной по меньшей мере неприлично? — выглянула из Данилиной комнаты пострадавшая.

— Да ты, Соколова, не волнуйся, мы сейчас тебя громко и в лицо обсудим, — с радостной улыбкой пообещал Илья. — Каретникова — то уже здесь? Можем и ее обсудить. На тему, как она допустила, что с подругой такое стряслось.

Раздался звонок. В квартиру влетела Лиза и немедленно бросилась на шею подруге.

— Бедная ты моя, бедная! — запричитала она. — Выглядишь просто кошмарно! Что он с тобой сделал?

— К вопросу о тактичности, — подмигнул Даниле Илья. — Всегда был уверен, что девушки в этом смысле нам фору дадут. И, как видишь, прав оказался.

— Ты это о чем? — оторвалась Елизавета от Марфы и недоуменно посмотрела на Бородина.

— О тебе, Каретникова, как всегда, о тебе.

— Ой, только хоть сейчас не начинайте, — взмолилась Марфа. — У меня нет сил слушать, как вы друг друга гнобите!

— Да я сама доброта! — с ангельским видом уставился на нее Илья. — И стремления у меня благородные: стараюсь Каретникову с первого класса воспитывать. Как старший товарищ. Но она, к сожалению, трудновоспитуемая.

— Пень ты, Бородин, бесчувственный, — не осталась в долгу Лиза. — Ни капли в тебе сострадания нету.

К этому времени она уже успела снять шапку, куртку и сапоги, расчесать длинные светлые волосы и полюбоваться в зеркало на свое отражение, не без удовольствия отметив, что, в отличие от подруги, выглядит, кажется, на все сто. Внешне они были полной противоположностью. Высокая, стройная, голубоглазая блондинка Елизавета и круглолицая, крепко сбитая шатенка Марфа.