Кристиан Биник - Суперсыщик Освальд

И я делаю: я отступаю на несколько шагов назад. Чересчур смелым поступком это, конечно, не назовешь. Но сейчас нужна не смелость, а… Ой! Обо что это я споткнулся? Я поворачиваюсь — передо мной разливается огромная белая лужа. Сливки! Я сую в нее нос — ффффу!.. Какие там, к черту, сливки! Это белая краска, которой тощий старикан красил свой забор. Двигаясь задним ходом, я опрокинул ведро.

— Ну, чего ты там застрял? — слышу я голос Мюллера.

— Тут какая-то белая лужа, — отвечает Прольберг. — У меня нет желания загадить свои новые ботинки.

— Ну, давай проходи!

Только через мой труп! Я становлюсь у Прольберга на пути. Но этот сукин сын даже не замечает меня и поддает своим ботинком по брюху. Я взвыл от боли и злости.

— Откуда он взялся, этот барбос? — удивляется Прольберг.

— Плевать! У нас нет времени разбираться тут со всякими барбосами! Ого! Да он, кажется, бешеный! Давай шагай дальше!

Что? Бешенство?.. Опять?! Ах да! Белая краска на моей морде! И вот у меня уже рождается идея, которой я так долго ждал. Я беру разгон и перемахиваю через свежевыкрашенный забор. Дед, который дрыхнет в шезлонге, на мой лай не реагирует. Может, этот скелет уже помер? Я лаю еще громче — безрезультатно. Тогда я становлюсь прямо напротив его правого уха и изо всех сил рычу в него. Это подействовало. Дед вскакивает как ошпаренный и в ужасе смотрит на меня. И тут его голос превращается в сирену.

— Помогите! Помогите! — орет он безостановочно.

Вот придурок! Почему он не хватает свой мобильный телефон, лежащий в траве в двух-трех метрах, и не звонит куда следует? Все приходится делать самому!.. Я беру телефон в зубы, несу к шезлонгу и кладу его насмерть перепуганному старику на брюхо. Он не шевелится. Ну что, может, мне еще самому набрать номер и заявить на самого себя?

Я отбегаю в отдаленный угол сада. Только после этого дед наконец решается взять в руки телефон и позвонить в полицию.

— Он здесь! Он здесь! — повторяет он как заведенный. — Кто? Бешеная такса из Восточного парка!

Смотри-ка! Я, оказывается, уже известен на весь город! Подробно объяснив, где меня найти, старик бросает телефон в траву, встает со стула и собирается ретироваться в свой домик. Но мне надо, чтобы он ждал полицию вместе со мной. Поэтому я преграждаю ему дорогу и разражаюсь громким лаем.

— Помогите! — опять орет он. — Помогите!

— Что случилось, господин Штриве? — спрашивает Прольберг, который как раз возвращается со своими дружками с автостоянки.

— У этой собаки бешенство! — отвечает дед (как выясняется, господин Штриве).

Трое жуликов останавливаются у забора и хохочут.

— Бешенство? Чушь собачья! — Мюллер показывает на маленькое белое озеро у забора. — Эта псина просто вывозила морду в белой краске.

Господин Штриве делает удивленное лицо.

— В самом деле? — Он смотрит на меня, наморщив лоб.

О боже! Что же делать? Ну конечно! Устроить театральное представление, что же еще? Я с облегчением вздыхаю и начинаю коронный номер «бешеная собака». Дикие прыжки, душераздирающий вой, закатывание глаз, катание на спине по траве, сумасшедший лай — одним словом, я демонстрирую весь свой репертуар. И вот результат — господин Штриве от страха становится белее своего забора. Преступники тоже резко обрывают веселье.

— Вы только посмотрите! — слышу я голос Прольберга. — Может, он и в самом деле бешеный?

— Да плевать нам на этого барбоса! — заявляет Мюллер. — У нас своих дел по горло.

И они скрываются в доме. Поскольку мое представление произвело на господина Штриве такое глубокое впечатление, я охотно продолжаю его. Уф, утомительное это занятие — актерство! Нет, карьера голливудской звезды не для меня. Разве что мне предложат гонорар в размере пятнадцати миллионов хрустелок за роль.

Я выкладываюсь так, что у меня даже начинает звенеть в ушах. Странно — звон заметно усиливается! И вдруг до меня доходит, что это сирена полицейской машины. Она все ближе и ближе и вдруг резко обрывается. Наверное, машина остановилась на автостоянке. Ура!!!

Чтобы полицейским не пришлось меня слишком долго искать, я включаю лай на всю громкость. Бедный господин Штриве от ужаса уже окаменел, потому что я не даю ему прошмыгнуть в дом.

— Ну где же они? Ну где же они? — бормочет он, как заклинание.

Если бы он знал, что я жду полицейских с еще большим нетерпением…

И вот они наконец появляются — и оказываются моими старыми знакомыми. Они уже охотились на меня в Восточном парке, когда у меня морда была в сливках и Тим в последнюю секунду спас меня от расстрела.

Оба шерифа несутся по поселку с пистолетами наготове.

— Сюда! Он здесь! — кричит дед прерывающимся голосом, когда полицейские пробегают мимо его участка.

— Отойдите в сторону! — командует Большой. — Иначе мы можем вас ранить, когда будем стрелять в собаку!

Стрелять — в кого?! Господин Штриве осторожно делает несколько шагов в сторону. Я настолько обалдел, что даже не пытаюсь спастись. Значит, меня хотят пристрелить за то, что я попытался вызволить из беды своего хозяина и его друзей?.. Не знаю, как вы, а я, например, считаю, что это как-то не по-джентльменски.

В этот момент в соседнем саду появляются три преступника. «Вот оно — мое спасение!» — думаю я по крайней мере две секунды. Но полицейские не обращают внимания на эту троицу, а продолжают целиться в бедную собаку с перепачканной мордой.

— Что случилось, господин полицейский? — спрашивает Мюллер и выдавливает из себя ухмылку.

— Прошу вас побыть в укрытии, пока мы не разделаемся с собакой! — говорит маленький полицейский.

— Хорошо, — с готовностью откликается Мюллер и собирается вернуться в дом вместе со своими сообщниками.

Но тут вдруг в доме открывается окно и из него вылезают Юсуф, Свен и Изабель.

— Это воры! — орет Юсуф. — Арестуйте их! Они заперли нас здесь!

— Уходите! Спрячьтесь! Собака очень опасна!

— Чушь! — отвечает Свен. — Освальд совершенно нормальная собака! Вот эти трое в сто раз опасней!

— Кто? Мы? — притворно изумляется Прольберг и смеется. Его сообщники присоединяются к его смеху.

— Тихо! — орет полицейский. — Нам нужно обезвредить собаку!

Он поднимает руку с пистолетом и целится в меня. Я закрываю глаза и задерживаю дыхание — по-видимому, навсегда. Пришло время прощаться, друзья мои. Что толку причитать и скулить? В сущности, я прожил неплохую жизнь. Правда, она могла бы быть и чуточку длиннее. Но главное — чтобы на моем могильном камне не было таких отвратительных слов, как, например, «такса».

Но где же выстрел?

— Отстань от меня, паршивка! — слышу я вдруг голос большого полицейского и открываю глаза.

Изабель! Она прыгнула полицейскому на спину. Чтобы стряхнуть ее, он исполняет какой-то нелепый танец, но от Изабель так просто не отделаешься.