Евгений Некрасов - Блин и зеленая макака

— Поднимай! — прикрикнул Трохдрован. — Это крысы в вентиляции.

Завизжали., заныли дверные петли. Уходят? Но Трохдрован говорил: «Поднимай!» Что же они, только принесли ящик, а теперь уносят обратно? Да нет, в приемной есть еще одна стальная дверь — та, завешанная плакатом с «кишечными паразитами». Блинков-младший и не пытался за нее заглянуть — думал, что дверью не пользуются. Куда она ведет?!

— Да, ничем этих крыс оттуда не вытравишь, — заметил водила. — Петрович, а я такую видел — полосатую, как зебра!

— Не болтай, полосатых крыс не бывает.

— Почему не бывает? А если сбежала из института белая и скрестилась с черной?

— Вот и будет серая, бурая — какая угодно, только не полосатая, — объяснил ветеринар.

— А как же зебры?

— У зебр покровительственная окраска. Другими словами, камуфляж, чтобы прятаться в кустах. Как у тигра.

— А крысам, что ли, камуфляж не нужен?

Голоса удалялись. Блинков-младший подумал, что простоватый водила мог изловить его в два счета, если бы поменьше молол языком. Ведь он обратил внимание на стул в коридорчике, он услышал подозрительные шорохи в операционной. Но так надоел Трохдровану, что ветеринар пропускает его болтовню мимо ушей.

Выждав еще с минуту, Блинков-младший наконец-то выскочил из-под рыхлого тюка. Он шмякнулся на пол, дробно стуча и шурша, как охапка сена. Что же это за штука такая? Сыщик нашел выключатель, щелкнул, и все стало ясно: мешок из грубой ткани был набит маленькими рулончиками ваты. Тьфу ты, а он чего только не думал, стоя под ним и боясь шелохнуться!

Блинков-младший умял мешок на место, запер кладовку и выглянул в приемную. Плакат «Кишечные паразиты» висел как ни в чем не бывало, но стальная дверь за ним была зазывно распахнута. Точно так же, как и дверь напротив — в коридорчик, ведущий к лестнице из подвала. Уйти? Он чувствовал себя, как Буратино перед холстом с нарисованным очагом. Нет уж! Надо посмотреть, что там, за плакатом!

А за плакатом начинался широченный, коридор. На голых стенах отпечатались доски — подземелье не строили из плит, а отливали из бетона целиком, без единого шва. Будь оно хоть на полметра выше, по нему можно было бы пускать метро.

Блинков-младший шел, а конца коридору не было. По стенам змеились повешенные на крюки толстые кабели. К середине они провисали, потом поднимались к следующему крюку. На каждом крюке висел патрон с лампочкой, но горели не все. И целые-то лампочки светили вполнакала, а там, где перегорели две-три подряд, было невозможно рассмотреть собственные ноги.

Коридор заметно сворачивал вправо. Если не считать темных участков, Блинков-младший все время видел шагов на пятьдесят впереди себя. Казалось, он перебирал ногами на месте. Пройдешь два шага, пройдешь десять, пройдешь сто, а стена как будто поворачивается, и впереди опять все те же полсотни шагов.

Так вот что получил Трохдрован вместе с невзрачным домиком и тремя подвальными комнатами клиники «Питон»! Когда строили это противоатомное убежище, в него вложили такую уйму труда и денег, что хватило бы на большой жилой дом или даже на два. С тех пор атомного оружия стало только больше, но, похоже, в мире убавилось страха, раз в бомбоубежище теперь ставили клизмы собакам.

Время от времени сыщик останавливался, прислушиваясь. Но Трохдрован и водила ушли неожиданно далеко (а ведь ящик у них был тяжеленный). В темноте под сгоревшей лампочкой он вляпался в какую-то липкую лужицу. Вышел на свет и увидел маслянистые отпечатки шин. Ага, они где-то взяли тележку. Сыщик посмотрел под ноги. Его подошвы тоже оставляли следы! Плохо. И вытереть нечем. Он как мог размазал следы ногами, пошаркал, потопал и зашагал дальше, оглядываясь. Теперь следов за ним не, оставалось, только иногда набившаяся в рисунок подметок грязь вываливалась черными колбасками. Впереди что-то взвизгивало — колесо тележки! Блинков-младший побежал. Пока он слышал визг, можно было не бояться, что на следующем шаге нарвешься на преступников. Если звук начинал затихать, он бежал быстрее, если приближался — медленнее.

Подземный коридор не кончался, и сыщик понял, что он огибает всю территорию «Болячки».

Зачем? Скоро он увидел стальную дверь с четырьмя рычагами-засовами — такую же, как в подвале клиники. Похоже, что из каждого корпуса «Болячки» был ход в подземелье. Это наталкивало на любопытные мысли. Трохдрован и водила везут свой ящик в один из корпусов — ночью, тайно…

Визг колеса за поворотом стих, и Блинков-младший замедлил шаги. Что-то металлически лязгнуло. Знакомый скрип несмазанных петель — открывают дверь!

Прижимаясь к стене, он пошел дальше. Соблюдай дистанцию, как пишут на бортах грузовиков. Будешь бояться и плестись — упустишь преступников и не узнаешь, куда они шли. Полезешь на рожон — они первыми тебя заметят и откроют охоту.

Снова скрип и лязг стальной двери, совсем близко! Блинков-младший побежал, не скрываясь, и успел заметить, как медленно поворачиваете рычаг на двери — ее запирали с той стороны. Пустую тележку Трохдрован и водила бросили посреди коридора. Судя по всему, им осталось недалеко нести свой ящик…

Ах, как хотелось заглянуть за дверь! Блинков-младший прислонился ухом к холодной стали, но разве что-нибудь расслышишь, если дверь толщиной в палец, а по краям еще резинка?! Открыть? Но петли так визжат, а преступники, может быть, в нескольких шагах.

Сыщик засек время. Он чувствовал, что это пригодится не только для его папки с Делом «Питона». Где-то в милиции, а может, и в контрразведке ждет почти такая же папка, еще пустая. Рано или поздно на ней появится номер и фиолетовый штамп «Секретно». И лягут в эту папочку и фотокарточки с Птичьего рынка, и шифровки из книжки Трохдрована, и рапорт о сегодняшних событиях в подвале… Не забыть бы написать про Султана с «Мерседесом»-внедорожником, о котором болтал водила.

Итак, в ноль часов двадцать одну минуту подозреваемые скрылись за стальной дверью. Так и запишем. Только нельзя писать «стальная дверь в подвале» — их же тут много. Были бы хоть номера… Когда-то, наверное, были, а то как найти нужную дверь, когда идешь по этому подземелью, и все вокруг одинаковое?

Дверь как назло была в тени — лампочки и справа, и слева перегорели. Сыщик натянул на ладонь рукав свитера, чтобы не обжечься, вывернул целую лампочку и поставил вместо перегоревшей. Лампочки висели низко, ему даже не пришлось вставать на цыпочки.

Под натеками грязно-зеленой краски на двери стал виден замазанный номер — 14. Вот это другое дело. Это можно записать, и Трохдрован уже не отвертится. «А что вы делали, — спросит его следователь, — пятого марта в ноль часов двадцать одну минуту за дверью номер четырнадцать в подвале бомбоубежища Научно-исследовательского института тропических и особо опасных инфекций?» Каково?! Попробуй не ответь на такой вопрос!..