Нил Макмагон - Игрушки

— Сюда, — пробормотала Шанна.

Она слабо махнула рукой в узкий переулок, густо поросший сорняками, лезущими из трещин разбитого асфальта.

Не успели мы в него свернуть, как послышался громкий голос:

— Здесь «двоечники»! Двое!

После этого я услышал быстрый шаркающий звук, как будто нас стала окружать стая крупных животных.

Я нагнулся и положил Шанну на землю, чтобы дать им бой.

— Все в порядке! — крикнула она, с трудом напрягая голос. — Он мне помог. Это хороший парень!

Шаркающий звук прекратился. В пустых проемах стоявшего сбоку здания появилось несколько бледных лиц. Я не мог сказать, сколько их было — десяток, может быть, два. Все выглядели одинаково тощими и испуганными. Даже у самых молодых в глазах стояли только страх и боль: выражение, которого я никогда не видел раньше.

— Это ловушка! Зачем «двоечнику» тебе помогать? — спросила какая-то женщина, с вызовом шагнув вперед.

Она была уже в возрасте, но еще крепкая, с таким интеллигентным и полным достоинства лицом, какого я никак не ожидал увидеть у скунса.

— Я не «двоечник», просто одолжил у них одежду… после того как мы подрались, — объяснил я. — Послушайте, Шанне очень плохо. Она потеряла много крови. Куда мне ее отнести?

— Он говорит правду. Кажется, у меня начались роды, Корлисс, — произнесла Шанна дрожащим голосом.

После этого она расплакалась — совсем как маленькая девочка.

Лицо женщины стало озабоченным.

— Сюда, — пригласила она и повела нас в маленькую комнату на заброшенном складе. Здесь на полу валялось какое-то старое тряпье, а стол был усеян прогоркшими объедками. На стенах висели фотографии людей.

Я изучал биологию человеческого деторождения и даже видел пару роликов в Кибернете, но никогда не присутствовал при этом лично. Хлоя и Эйприл, как и все дети элитов, появились на свет из искусственной матки в государственном родильном доме.

Это было одним из самых главных отличий между элитами и людьми.

По крайней мере я так думал.

Это было очень странно — находиться среди людей и притворяться одним из них.

Когда я уложил Шанну на одеяло, она рассказала своим друзьям про то, что случилось с «двоечниками». Девушка говорила очень быстро на невнятном уличном жаргоне, в котором я почти ничего не понимал.

Но от ее рассказа взгляды людей начали теплеть, и в них даже появилось какое-то настороженное восхищение.

— Чем мы можем вас отблагодарить? — спросила Корлисс.

— Мне надо немного отдохнуть. Другой благодарности не нужно, — ответил я. — Скоро я продолжу путь.

— Можете оставаться здесь, сколько захотите, — кивнула Корлисс. — Теперь вы наш друг. Кажется, вы сами ранены?

— Со мной все в порядке. Честное слово.

Я прошел в глубину большого здания — пустого старого склада, где давно не было ни окон, ни дверей, не говоря про электричество и воду. Зато здесь имелась крыша, которая защищала от бушевавших снаружи ветра и дождя, а заодно от дронов и спутников элитов, которые скорее всего уже прочесывали этот район.

Войдя в какую-то просторную комнату, я увидел кучу обтрепанных детишек, которые возились — подумать только — с куклами Джессикой и Джейкобом! Смешно, но в руках уличных оборванцев были самые модные и дорогие игрушки этого сезона. Впрочем, встревожило меня совсем не это. Мне только сейчас пришло в голову, что есть что-то неправильное в самих куклах — миниатюрных существах, которые выглядели и вели себя точь-в-точь как мы, хотя и были всего полфута ростом. Это выглядело как-то противоестественно. Ведь кукол делают для того, чтобы дети могли развиваться, тренируя собственную фантазию. Как же им ее тренировать, если куклы живут сами по себе?

— Не стоит вам играть с такими штуками, — обратился я к детям. — От них только мозги гниют.

— Если ты такой умный, то как сюда попал? — выпалил в ответ один из них.

Остальные засмеялись и затрещали на своем тарабарском наречии, явно прохаживаясь на мой счет. Такие мальцы, а уже грубят, как взрослые. Я не сомневался, что когда они вырастут, то превратятся в «двоечников», — если, конечно, доживут.

Но в глубине души бойкая реакция этих смышленых наглецов меня скорее тронула. Я почувствовал, что в человеческом гетто пульсирует какая-то своя, очень напряженная жизнь. Скунсы оказались умнее и рассудительнее, чем я ожидал. За их жестокостью скрывалось искреннее добросердечие, а сквозь отчаяние проступали энергия и сила.

Откуда-то с улицы доносились звуки музыки, в темных уголках шептались и хихикали влюбленные парочки.

Наконец мне удалось найти спокойный угол. Надо было отдохнуть и восстановить силы. Через несколько минут Корлисс принесла мне корзинку с едой — свежий ломоть хлеба, немного овощей и сыра. В животе у меня урчало, как у зверя. Не помню, чтобы я когда-нибудь был так голоден; и хотя меня передернуло при мысли о человеческой еде — плохо сбалансированной, непереработанной, возможно, даже токсичной, — от одного ее запаха у меня потекли слюнки.

Я осторожно проглотил пару кусков, а потом с жадностью впился в то, что было для меня одновременно завтраком, обедом и ужином.

Конечно, есть людскую пищу еще не значит быть человеком. Как только у меня в памяти всплывала эта фраза: «Он человек», — я весь дергался и тряс головой. Что случилось со мной и моей семьей? Я не мог быть человеком — потому что я им не был.

И тут я услышал душераздирающие вопли Шанны.

Не знаю почему, но я чувствовал себя в ответе за эту девочку. С какой, спрашивается, стати?

Тем не менее я бросился в коридор, надеясь, что на нас не напала банда «двоечников» или, еще хуже, отряд полиции.

Но дело было в самой Шанне — и ее положении. Начались роды, вероятно, преждевременные.

Кто-то перетащил ее на рваный матрас и пристроил возле старого складского стеллажа. Девушка упиралась босыми ногами в его железные стойки.

Вот вам и родильная палата. Грязь. Никаких инструментов. Не было даже лекарств, чтобы облегчить боль.

Корлисс, встревоженная и нервная, пристроилась между бедер Шанны.

— Ох, вы как раз кстати, — сказала она, как только я вошел в комнату. — Нам нужен сильный парень, чтобы держать ее за руки. — Помолчав, она добавила: — У вас есть имя?

— Да, Хэйз, — ответил я.

— Хорошо, Хэйз, держите ее покрепче. Очень крепко! Бедняжке придется туго.

Я встал за головой Шанны и взял ее за руки. Пальцы девушки так крепко впились в мои запястья, что из-под ногтей пошла кровь. Потом она снова начала кричать, проклиная Корлисс, меня и все на свете.

Корлисс терпеливо успокаивала девушку.

— Тужься изо всех сил, милая, — твердила она без конца. — Я знаю, тебе больно, но нужно тужиться со всей мочи. Давай. Тужься, моя девочка. Скоро все кончится. Обещаю. Тужься.