Андрей Федоренко - Щербатый талер

Михаль нарочно кое-что из вчерашнего от друзей утаил. В городе, после звонка Оксане, он собрался сходить в краеведческий музей и любыми правдами и неправдами испросить разрешения, чтобы хоть краешком глаза взглянуть на копию бересты. Из головы не шли слова лысого, которые тот повторил аж дважды: «Может, талеры тут ни при чем?» И второй раз: «Да, может, никаких трех монет вовсе не существует?»

Михалю казалось, что главное в этой истории не столько монеты, сколько таинственная береста, на которой крестик и латинское слово «CLAD»… Чтобы хоть разок взглянуть на эту копию бересты, подержать в руках! Музей на ремонте — ну и что? Там же не одни рабочие. Должны быть и сотрудники, надо же кому-то хотя бы стеречь экспонаты.

Вечером Михаль забежал к Оксаниной бабушки. Поздоровался, остановился на пороге, совершенно не зная, что придумать. Не придумал лучшего, как притворно удивиться:

— Разве Оксана еще не приехала?

— Нету, Михалка, — ни самой, ни письма, ни весточки! И почему она не едет, ведь уже лето давно!

— А вы напишите ей, спросите.

— Пока то письмо дойдет… — Вот если бы позвонить, — бабушка посмотрела на Михаля с надеждой. — Но ведь это в город надо ехать и заказывать, а с меня такая «заказчица»…

Вот так! Все само собой сделалось. Теперь не нужно ломать голову, можно сказать родителям правду. Сказать, баба Анна попросила, чтобы он съездил в город и позвонил Оксане.

Вскоре в Михалевом кармане лежала бумажка с шестью цифрами.

— Ох, спасибо тебе, внучек, — сделай ты мне такую ​​работу… Только он собрался выходить, как в веранде раздались тяжелые шаги. В дом заглянул дед Макар. Не ожидал увидеть здесь Михаля, неприязненно бросил на него взгляд.

Михалю захотелось сказать деду что-то едкое. Но, как назло, ничего не пришло на ум. Злясь на себя, вынужден был распрощаться.

— Я к тебе, Анна, с такой просьбой… — услышал он, когда закрывал за собой дверь.

Адрес пришел брать… Вот удивится баба Анна!..

Назавтра утренним автобусом Михаль отправился в город.

Без своего командира парням нечего было делать. Да еще погода испортилась: пасмурно, ни позагорать, ни искупаться. Прошлись туда-сюда по улице. Постояли возле пустой школы. На дверях — замок. От колодца идет с ведром воды школьная уборщица тетя Нина.

Чэсь толкнул Дмитрока в сторону, прошептал:

— А давай попросим ключ от шкафа? И еще раз хорошо там покопаемся.

— Михаль сказал, ничего без него не делать.

— Да что за командир Михаль? В конце концов, я, а не он, нашел монету. Он и так слишком много на себя берет, везде успеть хочет… А мы? Тетя Нина! — крикнул Чэсь. — Вы не откроете нам школу?

— Школу? — уборщица остановилась. — Зачем вам? Тоже придумали… Марш отсюда, играйте! То вас насильно в школу не загонишь, а то среди лета придумали…

Еще побродили по улицам. Спустились к реке.

— Когда знаешь, что этот Курт сюда лазит, — сказал Чэсь, указывая на скрытый в чаще шалаш, — то самому неохота в него влезать.

И действительно, в шалаше было темновато, сыро, как-то неуютно.

Чэсь был сердитый сегодня. Его словно все время подмывало доказать и себе, и Дмитроку, что они равны с Михалем, у них такие же права на поиски клада, как и у него. Подумаешь, забрался в сарайчик, подслушал «геологов»! Просто повезло.

Чэсь развернул тетрадь, взял карандаш, задумался.

— А Михаль сказал…

— Да что ты с этим Михалем! Я сам себе Михаль! — и написал: «раздобыть копию бересты, которая находится в шкафу, который стоит в углу школьного коридора».

Чтобы Чэсь знал, какой вред эта запись принесет всей компании, он, конечно, сейчас не улыбался бы так довольно:

— Пусть поищет!

Все, больше нечего было делать. Времени много — а толку?

— Пойдем пообедаем, а там видно будет, — сказал Чэсь.

Только Дмитрок вошел в свой ​​двор, как сзади послышался свист. Летит Чэсь:

— Учительница приехала! Не будем тратить время, позже пообедаем — вдруг она опять куда-то исчезнет?

Худенькая, ростом не выше парней, учительница была совсем не похожа на деревенскую пенсионерку. В синем спортивном костюме, в кедах, на голове — прическа-завивка. Только морщинистая шея, узловатые натруженные пальцы, да еще беловатые, будто уставшие глаза, что вопросительно-строго уставились на парней, выдавали, сколько этой женщине на самом деле лет.

В меньшей доме, где стояли на пороге ребята, было чисто, светло и пахло почему-то больницей. Завешенная занавесками печь, побеленные стены, выскобленный пол. Из мебели-только тумбочка, стол около широкого окна и три табуретки. Над столом — два черно-белые портреты, Ленина и Машерова.

Не приглашая ребят, учительница присела сама, подперла голову кулачками.

— Я слушаю вас, — сказала строгим и вместе с тем приятным, как умеют только учителя, голосом.

Чэсю вдруг показалось, что его вызывали к доске, а он совсем не знает урока. Тряхнул головой, чтобы прогнать эту иллюзию, набрался решимости:

— Нам сказали… вы можете помочь по истории…

Учительница удивленно захлопала в ладоши:

— Я? По истории? Вот действительно история… Десять лет никому не нужно было — а тут… А в школе вам не могут помочь по истории?

— Там только шкаф, — почему-то виновато сказал Чэсь. — А в шкафу — тонкая папка.

— Значит, дожили. «Перестроились». Теперь и Ирина Леонидовна понадобилось. Конечно, при Ирине Леонидовне был не шкаф с папочкой, а такой краеведческий уголок, что даже из Минска люди приезжали, хвалили… Конечно, сейчас вам нужно к Ирине Леонидовне!

— А где живет эта Ирина Леонидовна? — ляпнул вдруг Дмитрок.

Чэсь аж закашлялся. Учительница сузила глаза:

— Не поняла.

Дмитрок наивно повторил:

— Ну, эта Ирина Леонидовна, о которой вы все время упоминаете, где она живет?

— Ирина Леонидовна — это я, — ледяным голосом ответила учительница.

Так все испортить! У Чэся чесались кулаки. Сейчас ему хотелось только одного: поскорее выйти на улицу и сорвать злость на Дмитроке.

А тот, как ни в чем не бывало, вежливо поправился:

— Простите, Ирина Леонидовна. Я не местный и не знаю здешних учителей.

Ребята собрались выходить.

— Подождите, — смягчилась учительница. — Вы даже не сказали, что вы хотели.

— Копию бересты, найденную при раскопках, — сказал Чэсь. И, спохватившись, добавил: — Не навсегда, только посмотреть!

— Так я и знала! — воскликнула учительница. — Историей у нас начинают интересоваться только тогда, когда из этого можно иметь какую-то выгоду, когда деньгами пахнет. И что за времена такие настали? Почти сорок лет я учила детей, а теперь, может, вы, молодые люди, объясните мне: что происходит в мире?