Роман Грачёв - Томка. Тополиная, 13

– Супер, – сказал я. – Звоните.

Как пели в свои лучшие годы братья Самойловы из «Агаты Кристи», Константин Самохвалов пытался «заново придумать некий смысл бытия». Отпустить жертву он не собирался – не для того выманивал из дома и умолял приехать, унижаясь и глотая невидимые миру слезы, – но трахнуть ее он не сможет. Не потому, что не хочет (он никогда так ее не хотел, как сейчас!), а потому что… в общем, не сможет !

НЕ СМОЖЕТ!!!

Вот в чем петрушка!

И в этом, как ни странно, он обнаружил для себя новый источник вдохновения. Таким людям, как Константин Самохвалов, не нужно решение проблемы, им проблемы необходимы, чтобы оправдать свою ничтожность и озлобленность. А если проблем нет, их нужно создать!

Сначала он разберется с этой сексапильной овцой, а потом накажет всех остальных…

Он поднял руку, оттянул край куртки, заглянул к себе за пазуху. Времени осталось совсем мало, надо торопиться. Он сунул руку во внутренний карман, и через секунду перед лицом Натальи Николаевны блеснуло лезвие кухонного ножа.

– Рано расслабилась, тетя.

Ковырзин набрал номер на мобильном телефоне. Пока ждал, смотрел в окно на ярко освещенный прожекторами двор. Он теперь включил свет в кухне, и парень, что приходил к нему сегодня, мог видеть его силуэт в окне. Он надеялся, что увидит. Впрочем, сейчас, наверно, половина жителей этого проклятого дома стоит у окон, если не все. Забавное, наверно, зрелище.

Наконец ему ответили.

– Алло! – прохрипел старик в трубку. – Ковырзин беспокоит. Дайте Ковальчука… Хорошо, жду…

Он погладил ствол пистолета, лежащего перед ним на обеденном столе. Телевизор на кухне был настроен на местный информационный канал. Показывали урожай зерновых, потом переключились на ферму и какую-то важную делегацию людей в белых халатах, которые лезли руками в кормушки и с важным видом мацали комбикорм. На мгновение Ковырзин почувствовал себя лет на тридцать моложе.

Дали Ковальчука.

– Алло! Здравствуйте, генерал… И вам того же. Послушайте, в моем доме какая-то канитель. Мне нужны детали и контакты рулевого. Срочно.

Снова пауза. Ковырзин слушал и кивал. Потом взял фломастер и написал номер прямо на обеденном столе.

– Спасибо, генерал. Приятно было с вами служить… Что?… А, это шутка. Счастливо.

Он отключился и тут же стал набирать новый номер. Выругался, наткнувшись на короткие гудки, затем попытался снова. И снова. И снова. Все это время он не сводил глаз с происходящего за окном. Он заметил, что парень машет ему рукой. Ковырзин махнул в ответ и изобразил знак, означающий разговор по телефону.

Сотая попытка дозвона оказалась успешной. Ему ответили.

– Слушаю! – проорал человек.

– С вами говорит Ковырзин Николай Григорьевич, генерал-майор госбезопасности в отставке. Я смотрю на вас из окна третьего этажа. Вот видите, я поднимаю руку.

– Вижу.

(Наш Третий, стоявший рядом, махнул рукой в ответ, хотя и без особого почтения).

– Сориентируйте меня, где террорист?

– Возможно, в лифте вашего подъезда. Или на любой из площадок. Больше ему спрятаться негде. Хотя… Третий упустил из вида, что парень с заложницей может ворваться в любую из квартир, и едва ли он встретит серьезное сопротивление.

– Чего он хочет?

– Пока не знаю. Мы как раз сейчас пытаемся с ним связаться. Телефон не отвечает.

– Хорошо, а теперь дайте мне вон того молодого человека, который рядом с вами стоит. Третий проворчал что-то неразборчивое, но просьбу выполнил.

– Слушаю вас, – сказал я.

– Ответьте мне, молодой человек, на один вопрос.

– Только коротко.

– Вы всерьез верите в мою безгрешность?

Я опустил руки. Такого вопроса я не ожидал. – Что?

– Вы сказали, что не считаете меня дьяволом.

– Даже если так, любезный, вы не думаете, что сейчас не время для таких вопросов?

– Хорошо. В общем, я пошел. – Куда?!

– В подъезд. Я его возьму. Не таких делал, сынок. Знать бы только, где он…

Я покосился на Третьего. Тот что-то обсуждал с подчиненными. Спецназ у дверей подъезда, наверно, готовился к штурму – настолько оживленно шли переговоры и передвижения по двору. Толпу зевак оттеснили почти к проезжей части. Из второго подъезда активно эвакуировались местные жители – в халатах, трико, майках-алкоголичках, кто-то тащил тяжелые сумки.

– Точно никто не скажет, – сказал я старику. – Ищите. Удачи! Тот отключился.

Ковырзин Николай Григорьевич остановился у двери лифта. Как он сразу не подумал! Ведь есть же информационное табло! В его доме современные лифты, хвала Отису.

На дисплее красовалась цифра «4», а из кабины этажом выше слышались возня и всхлипы. Проще пареной репы!

Генерал-майор поднимался по ступенькам. Ему нужно было преодолеть всего два пролета – сущие пустяки для ветерана нескольких войн, кавалера тонны орденов и персонального пенсионера, который последние три года в основном бил баклуши.

«Сущие пустяки, сущие пустяки», – убеждал себя старик, переставляя ноги с одной ступеньки на другую. Стоять у оврага ночью и грызть семечки, прикидываясь обленившимся истребителем космополитов, было гораздо сложнее. Отмахиваться от призраков, одолевавших тебя по ночам, и вопить во сне, требуя адвоката, было гораздо страшнее. В конце концов, благополучно дожить чуть ли не до ста лет в стране, обильно поливавшей кровью и себя, и соседей, – тоже занятие не для слабовольных. А тут всего-то шестнадцать ступенек! Сущая ерунда!

Однако, выбравшись на площадку четвертого этажа, старик молил только об одном – чтобы он не ошибся. Второго такого пролета он не выдержит точно.

Вот они, двери лифта. Из щели торчали какие-то железки, кажется, ключи. Изнутри доносятся женские стоны. Ковырзин огляделся. Жители квартир на этом этаже наверняка пялятся в окна и боятся носы высунуть. Трусливые животные…

Он проверил «Макарова», снял с предохранителя, выпрямился.

«Во имя мировой революции, Отца, Сына и Святого Духа… гаси его, Николаша!»

Он нажал кнопку вызова. Двери открылись, ключи упали на пол.

В кабине лифта бородатый мужчина в черной куртке, белой рубашке и брюках – ни дать, ни взять переросший студент-заочник на сдаче госэкзамена – пытался кухонным ножом освежевать полураздетую женщину. Именно пытался, потому что так и не приступил.

– Привет, – сказал Ковырзин и нажал на курок.

Выстрел оглушил всех – и жертву, и насильника, и стрелка. Но готов к этому был, разумеется, только генерал-майор госбезопасности, даже несмотря на свой преклонный возраст.

Он шагнул в кабину.

Террориста отнесло к противоположной стене. Пуля угодила ему в грудь, прямо в правый карман белоснежной рубашки. Он стонал, в глазах застыли удивление и ужас.