Валерий Гусев - Каникулы в бухте пиратов

Я поднялся до верха, положил руки на край колодца и отдышался.

– Ну что, Дим? Там полно монахов, да? И черепов?

– Я тут подышу немножко, – сказал я, – а ты пока сбегай за фонариком. И полиэтиленовый пакет захвати.

– А шашку, Дим?

Я молча показал ему кулак.

Алешка тут же исчез. И вскоре вернулся, на бегу сбрасывая с себя футболку.

Я замотал фонарик в пакет и стал спускаться. Алешка, дождавшись когда я достигну дна, ринулся за мной. У него спуск прошел несравненно ловчее.

За это время уровень воды еще понизился. Мы стояли рядом в воде – я по пояс, Алешка по грудь, – и я инструктировал его, хотя вообще-то нырял и плавал он здорово, тут за него можно было не бояться.

– Как я окунусь, – говорил я, – хватай меня за пятку, понял?

– За правую? – уточнил он.

– Какая подвернется. Готов?

Мы продышались, нырнули, поплыли – вынырнули.

– Вот это фишка! – восхищенно выдохнул Алешка.

Да, это была фишка. Мы находились как бы в большой полутемной комнате. Вправо от нас уходил куда-то в темноту низкий сводчатый коридор. Слева из воды поднимались каменные ступени и исчезали где-то в стене. Часть из них, самые нижние, были влажные и заросшие зеленью. Видно было, что их время от времени заливает поднимающейся водой.

Воды здесь, кстати, было не много, так же, как и в колодце – мне по пояс, Лешке – по грудь. Мы прошагали к ступеням, взобрались на них.

Сложные чувства мы испытывали. Восторг, жуткое любопытство. И еще одно – о нем не скажу. Попробуйте сами оказаться в таком месте – поймете.

Ступени становились все уже. И становилось все темнее. И холоднее. Я включил фонарик. Мы взбирались все выше и выше по каменной винтовой лестнице. Вскоре она стала совсем узкой, и временами мы задевали локтями за холодные стены. Здорово кто-то здесь поработал сотни лет назад! Наш фонарик выхватывал из темноты полустертые ступени, неровные стены. И я заметил, когда мы уже запыхались, что луч его становится все тускнее. Потому что откуда-то сверху проникал дневной свет. Наконец я выключил фонарик.

И чуть было не треснулся лбом – проем в конце лестницы был очень низкий. А за ним начался длинный коридор. Слева – окна, затянутые снаружи колючими ветками зарослей. А вот справа – двери и двери. Ну, не совсем двери. Дверей, как таковых, чтобы открывались и закрывались, не было – одни только сводчатые проемы. Входы к «етим самый кельим».

Вырубленные в скале комнаты. Причем, вырубленные не просто, а я бы сказал, с некоторым оформлением интерьера. В каждой келье оставлено возвышение у одной стены, вроде лежанки. Напротив нее – большой, кубической формы камень – что-то вроде стола, а рядом с ним – камень поменьше – стул со спинкой. По стенам – ниши, заставленные коллекциями черепов. И каждый череп, как мы разглядели, и правда с дыркой.

А в одной келье черепа были сложены в углу горкой. И на каждом висела бирочка с какими-то надписями.

Картина, я вам скажу, та еще. Как в фильме ужасов. Только здесь все не на экране, а в нашей собственной жизни…

В конце коридора – свет. Это, оказалось, та самая дверь, которую мы разглядели с «плохой» тропы через пропасть.

Алешка разглядывал все с живейшим интересом, без капельки страха. И все время что-то ворчал чуть слышно. А потом выдал:

– Дим, там внизу, в колодце, эта дырка, мне кажется, не вход, а выход.

– Не понял.

– Вход в другом месте. Мы с тобой, конечно, кое-что нашли. Но совсем не то, что нужно.

Опять пацан загадками заговорил.

Мы еще побродили по этому необычному монастырю, выглянули в одно из окошек. Под нами виднелись крыши сакли и бунгало, блестящие на солнце стекла теплицы, а перед нами было бескрайнее море, по которому… неторопливо чапала лайба под кличкой «Тропик».

– Понял? – просто спросил меня Алешка.

– Нет, – так же просто ответил я.

– В этом монастыре сейчас обитают вовсе не черные монахи. Здесь обитают черные люди. Жулики и бандиты.

Я даже не стал спрашивать, как он догадался. Я только спросил:

– А атаман у них – Арчил, да?

– Не думаю, – Алешка многозначительно покачал головой. – Мне кажется, у него совсем другая роль.

А какая именно, точно мы узнали довольно скоро. Но совершенно случайно.

– Я тебе дома кое-что покажу, – сказал Алешка. – И ты тоже поймешь.

Мы выбрались из монастыря тем же путем, каким туда и попали, вытянули лестницу и уложили ее на место.

– Лех, – сказал я, – а я догадался, когда Арчил в колодец лазил. В ту ночь – помнишь? – когда я заметил, что в колодце совсем нет воды. Арчил плавать-то не умеет.

– А череп на колодце?

– Он его нарочно там поставил. Чтобы нас напугать. Чтобы мы к колодцу не подходили.

– Заботливый какой… Зачем он только туда шастает?

Мы пошли к себе. Алешка быстренько, поглядывая в окошко, накидал этюд под названием «Море без горизонта», чтобы было чем отчитаться перед Арчилом. Этюд получился простенький – Алешка закрасил весь лист бледно-голубым. Вышло очень красиво. Кстати, Арчилу потом рисунок очень понравился. Он даже выпросил его у Алешки и повесил в сакле. «Какой хороший картина, да! Как хочешь смотри – вверх ногами, двумя боками, все равно красивое море и красивое небо, да!» – вот как он оценил этот творческий изыск моего братца.

Закончив с рисованием, Алешка выдвинул ящик тумбочки, что-то достал из него и, разложив на столе, гордо спросил:

– Ну, Дим, что скажешь?

Я посмотрел. А что тут скажешь? Ну, лежат на столе три куска пенопласта. Тут много не скажешь.

Зато Алешка нашел, что сказать. Вернее, приказать:

– Когда Арчил вернется, выпросишь у него его «турундыку». Под твою ответственность.

– Понимаешь, Дим, – вещал с глубокомысленным видом Алешка. – Черные монахи – это одно. А грабежи на трассе – это совсем другое. Понял?

Мне оставалось только кивнуть. Притворяться я уже давно научился.

– И хоть одно – это одно, но другое – это не другое. Понял?

Обижаешь, братец, как не понять. Одно это одно, другое это другое. А все вместе – манная каша на воздушном шаре. Что ж тут непонятного.

Но Алешка меня раскусил.

– Ты все врешь, Дим. Ничего ты не понял. – И снова очень доходчиво пояснил: – Одно – это одно. Другое – это другое. А все вместе – это…

– Третье? – робко предположил я.

Алешка безнадежно вздохнул. И переложил на столе три кусочка пенопласта.

– Ну теперь-то, Дим, все ясно?

Я промолчал. Только покивал послушно.

– Три разных кусочка, Дим, это одно. А когда они все вместе – это, Дим, совсем другое.

Алешка пересел в парусиновое кресло, которому так и не довелось совершить полет на воздушном пузыре имени гр. Крякутина, подпер ладонью щеку и стал объяснять, как умный Шерлок Холмс туповатому доктору Ватсону. В надежде, что я все-таки наконец-то пойму, что он имеет в виду.