Роберт Стайн - Шкафчик №13

И тут я понял, что сделать новый вдох уже не могу.

Я изо всех сил старался схватить ртом хоть немного воздуха. Нет… не могу… Мне не хватает… воздуха.

Я увидел ярко–жёлтые звёзды. Потом жёлтый свет сгустился до красного. Боль пронзила грудь. Она росла, становясь всё острее и острее.

Теперь я уже лежал на спине, глядя вверх — на небо и пляшущие в нём красные звёзды. Мне хотелось закричать. Но у меня не было воздуха.

Не могу дышать… Совсем не могу дышать…

Звёзды померкли. Небо из звёздного стало чёрным.

Всё стало чёрным. Одна сплошная чернота.

И, погружаясь в эту непроглядную тьму, я услышал голос.

Прекрасный, тихий голос, доносившийся откуда–то издалека. Он звал меня по имени.

Ангел, догадался я.

Да, сквозь тьму я услышал, как меня зовёт ангел.

И я понял, что умер.

— Люк! Люк!

Темнота расступилась. Я уставился в закатное небо. Голос стал ближе. И я узнал его.

— Люк!

Сделав глубокий вдох, я почувствовал боль.

Ха, когда же я опять начал дышать?

Приподняв голову, я увидел, что через баскетбольную площадку ко мне бежит Ханна. Голубая ветровка с расстёгнутой молнией хлопала за её плечами, как крылья. Её волосы пылали огненным ореолом в лучах заходящего солнца.

Это не ангел. Это просто Ханна.

Пробегая мимо Стретча, она сердито крикнула в его сторону:

— Что ты с ним сделал? Убил его?

— Возможно, — хохотнул Стретч.

Ханна опустилась возле меня на колени. Её ветровка упала мне на лицо. Она отодвинула её.

— Ты живой? Говорить можешь?

— Я в порядке, — пробормотал я.

Я чувствовал себя размазнёй. Беспомощная размазня, слабак.

Стретч подошёл и встал за спиной Ханны.

— Это ещё кто такая? — презрительно спросил он меня. — Твоя девчонка?

Ханна резко обернулась к нему.

— А я знаю, кто твоя девчонка!

У Стретча отвисла челюсть.

— Да? И кто же?

— Годзилла! — выпалила Ханна.

Я попытался засмеяться, но у меня заболели рёбра.

В следующее мгновение Ханна вскочила и, упираясь обеими руками в плечи Стретча, стала отталкивать его назад.

— Нашёл, к кому приставать! — кричала она. — А подыскать кого–нибудь себе по росту не пробовал, верзила?

Стретч засмеялся:

— Не пробовал. Расскажи поподробнее, — он отбежал в сторону и выставил перед собой свои большие, увесистые кулаки. Ухмыляясь, он начал приплясывать, как боксёр перед боем: — Что, тоже хочешь поучаствовать? Тоже хочешь?

Подражает кому–то из фильма, подумал я.

— Один на один, — бросила ему Ханна.

Стретч засмеялся, закинув назад свою маленькую головёнку. Повращал голубыми глазками.

— Тоже хочешь поучаствовать? — повторил он.

— Бросаем по кольцу кто во что горазд, — сказала Ханна, скинула с себя ветровку и швырнула её на край площадки. — Давай, Стретч, — каждый по двадцать бросков. Любых, — она в упор посмотрела на него. — И ты продуешь. Да–да, вот увидишь. Ты продуешь девчонке!

Улыбка исчезла с его лица.

— Ты играешь в школьной команде девочек — так, что ли?

— Да, я центровой, — кивнула Ханна.

Стретч начал медленно бить мячом перед собой.

— Двадцать бросков? Из–под кольца или трёхочковых?

— Любых, — пожала плечами Ханна. — Ты всё равно продуешь.

Я поднялся на ноги и отошёл к краю площадки — посмотреть, что будет. Меня ещё пошатывало, но я знал, что со мной всё в порядке.

Стретч не стал долго раздумывать. Он поднял мяч и бросил его одной рукой с центральной линии. Мяч ударил в щит, отскочил в кольцо и провалился в корзину.

— Один на один, — сказал Стретч и побежал за мячом. — Я буду бросать, пока не промажу.

Он промазал уже в следующий раз — при лёгком броске из–под корзины.

Теперь была очередь Ханны. Я скрестил пальцы наудачу и сосчитал три раза до семи.

— Давай, Ханна! — крикнул я, подбадривая её и поднимая вверх скрещенные пальцы.

Ханна положила мяч в корзину с линии штрафного броска. Потом подбежала под корзину и забила ещё мяч из–под неё.

У меня отвисла челюсть, когда она положила ещё восемь мячей, ни разу не промахнувшись.

— Молодец, Ханна! Давай дальше!

Стретч молча стоял и смотрел с тупым видом. Невозможно было сказать, о чём он думает. Лицо его ничего не выражало.

— Десять из десяти! — объявила Ханна. И отправила мяч Стретчу: — Теперь ты. Просто для разнообразия.

Ханна посмотрела на меня, улыбнулась и вскинула вверх руку с оттопыренным большим пальцем.

Стретч уже не улыбался. Его лицо перед броском выражало мрачную решимость. Он забросил четыре мяча подряд, после чего промазал при броске с места из–за штрафной линии.

Что–то пробурчал себе под нос, он послал мяч Ханне.

Ханна забросила ещё восемь мячей подряд. И повернулась к Стретчу.

— Восемнадцать из восемнадцати!

Но Стретч уже бежал трусцой в зал, мрачно сдвинув брови.

— Я ещё не закончила! — крикнула ему в след Ханна.

Стретч обернулся ко мне:

— Может, тебе, чувак, стоит брать уроки у своей подружки? Или нет, тебе лучше играть в её команде!

Тряхнув головой, он исчез в дверях школы.

Сильный ветер пронёсся по площадке. Было уже темно, как ночью. Я подобрал ветровку Ханны и протянул её ей. Но она решила сделать ещё один бросок.

— Девятнадцать!

И ещё один.

— Двадцать. Всё, я выиграла.

Я вытаращил на неё глаза.

— Ханна, как это у тебя получается — ты совсем не мажешь!

— Просто везёт, — пожала она плечами.

Я поёжился. И мы рысцой припустили к школе.

— А уж мне как везёт, — пробормотал я. — Сегодня я приобрёл нового врага. Да ещё какого!

Вдруг Ханна остановилась и схватила меня за руку.

— Слушай, я совсем забыла, зачем тебя искала. Я хотела сообщить тебе самую крутую новость!

Я придержал открытую школьную дверь.

— Да? Какую?

Зелёные глаза Ханны загорелись.

— Помнишь те фотографии моей собаки, которые я сделала? Я послала их в один журнал в Нью — Йорке. И, ты представляешь, они мне заплатили за них пятьсот долларов ! Они собираются их напечатать и написать большую статью обо мне! Круто?

— Ух ты! Ещё бы! — сказал я.

Вот в этот момент я решил, что фортуна должна повернуться ко мне лицом. Почему только Ханне должно так везти? Я тоже имею право быть счастливым, сказал я себе.

Всё дело в отношении к жизни. Вот что надо изменить — отношение.

Я переоделся и направился наверх, к своему шкафчику номер 13.

Моя баскетбольная тренировка так затянулась, что коридоры были уже пусты. Мои туфли гулко стучали по твёрдому полу. Лампы были по большей части выключены.

Как жутко в этой школе, когда она пуста, подумал я. Остановившись перед своим шкафчиком, я ощутил, как холодок пробегает у меня от затылка к спине.