Юрий Коваль - Пять похищенных монахов

– Выстрел в сундучок! – объявил Кожаный и на этот раз тщательно выбрал винтовку. – Но, конечно, не какой-нибудь перловский выстрел или тарасовский. Стреляем по-кармановски!

Он нырнул под прилавок и достал узкую черную ленту.

– Завяжи-ка мне глаза, – сказал он Кренделю.

– Не может быть, – ахнул Крендель.

– Завязывай, да покрепче.

Волнуясь и восхищаясь, Крендель завязал ленту у него на затылке.

С повязкой на глазах и винтовкой в руках Кожаный был похож на пирата, играющего в жмурки. Он вскинул винтовку, уставил ее в потолок и медленно стал опускать, направляя ствол на мишени. Вначале он нацелился в утку, перекочевал на гуся, миновал лебедя, задержался немного на слоне, и слон даже задрожал, но ствол поплыл дальше, ощупал тигра и вдруг отскочил в сторону, уперся в сундучок и заплясал на месте, выискивая кнопку размером с рисовое зерно.

Сухо щелкнул выстрел, и в первое мгновенье я не понял: попал Кожаный или нет. Но вот в сундучке что-то звякнуло, и тире раздалась нежная, хрустальная мелодия:

Тихо-тихо играл музыкальный сундучок. Казалось, в нем сидят кармановские гномики и трясут золотыми колокольчиками.

– Да, – вздохнул Василий, когда сундучок затих. – Трудно с вами тягаться. Ладно, сейчас я не буду стрелять. Последний выстрел останется за мной.

– Как так? Это не по-кармановски!

– Почему не по-кармановски? Выстрел останется за мной!

– Проиграл! Проиграл! – закричал Кожаный. Сдался!

– Ах, проиграл? Ладно, отойдите в сторону. Подальше отойдите, а то как бы рикошета не получилось.

Он выбрал винтовку, несколько раз вскинул ее к плечу.

– Ваш сундучок играет только одну мелодию?

– Сколько же тебе надо? Хватит и «Пастушка».

– А больше он ничего не играет? – спросил Вася, убирая одну руку в карман, а другой вскидывая винтовку.

– Больше ничего.

– Ну так послушаем! – сказал Вася и выстрелил.

Пуля ударила в сундучок, в нем что-то крякнуло, и в тот же миг послышалась мелодия. И правда, это была совсем другая мелодия, да, гномики заиграли бодрей.

– Что такое? – прислушивался Кожаный. – «Я люблю тебя, жизнь…»?

– «И надеюсь, что это взаимно…» – ответил Вася и вышел из тира, твердо хлопнув дверью.

– Какая жизнь? – повторял Кожаный, присаживаясь на корточки перед сундучком. – Какая, к черту, жизнь?

Он нажал кнопку, и сундучок заиграл «Пастушка».

– Ничего не пойму. Откуда взялась эта жизнь? Да и вообще, что это за парень? Я его раньше в Карманове не видал.

Кожаный задумался, прошелся по тиру взад-вперед и, наконец, вспомнил о нас.

– Так значит, вам монахов надо? – спросил он.

– Ага, – кивнул Крендель.

– Тогда пошли.

– Куда?

– Сюда, – ответил Кожаный и поманил нас за прилавок.

Наступая на пульки, там и сям валяющиеся на полу, мы подошли к стене, на которой висели мишени. Кожаный стукнул в стену кулаком – и в ней открылась дверца.

– Заходите, – сказал он. – Только поскорее.

В узенькой темной комнате, которая оказалась за дверью, вокруг стола, освещенного оплывшею свечкой, сидели монахи и играли в лото.

В черных, ниспадающих к полу одеждах монахи сидели вокруг стола, и табачный дым волнами ходил над ними.

В сизых волнах пламя свечи колебалось, как парус, и, как вулкан, вздымалась со стола трехлитровая банка, наполненная пивом.

Монахи, все до единого, были подстрижены наголо. И это особенно поразило меня в первую секунду. Как соборные купола, сияли над столом их лысые головы, освещенные свечкой. Из-под первого купола выглядывала курчавейшая борода, которая давно не щупала ножниц, под вторым – наподобие банана висел ноздреватый нос. Два других купола были поменьше, сияли послабей, и под ними не было видно никакого лица, только рты, в которых горели сигареты.

На столе там и сям были рассыпаны монеты и клетчатые таблицы. Ноздреватый потрясывал голубым мешочком.

– Семьдесят семь, – сказал он, достав из мешочка лотошный бочонок.

– Бандитизм, – откликнулся бородач, и все стали хватать монеты и закрывать ими клетки, в которых была цифра 77.

– Восемьдесят девять, – сказал ноздреватый.

– Кража со взломом, – сказал от двери Кожаный, и монахи разом обернулись к нам. – Статья восемьдесят девятая Уголовного кодекса, – продолжал Кожаный. – Карает за кражу со взломом сроком до шести лет.

Купола молча разглядывали нас. Один из них – курчавая борода – встал с места, подошел поближе и сказал густым и приятным, бархатным голосом:

– Это что за рожи?

– Да вот, – ответил Кожаный, указывая на нас, – монахов они ищут.

– Ты что? – спросил бородач и постучал себя пальцем по куполу. – Все мозги в тире отдолбил?

– А ну сядь на место, Барабан, и помолчи! – сказал Кожаный, и весь его гардероб заскрипел от гнева.

– Только и знаешь медведя из бочки вышибать, – недовольно бурчал бородатый Барабан, но на место сел.

– Я знаю, чего откуда надо вышибать, – чуть угрожающе сказал Кожаный. – Ты понял, Барабан?

– Понял, понял, – сказал Барабан, понизив голос. – А этих зачем сюда притащил? Чего им надо?

– Сам спроси, чего им надо.

– Так вам чего надо, шмакодявки? – грозно спросил Барабан.

– Монахов, – шепнул Крендель. В голосе его слышалась сильнейшая дрожь.

– Каких монахов?

– Наших.

– А сколько же вам надо монахов?

– Пять.

– Пять???!!! – повторил бородач чуть ошеломленно. – Не много ли? Может, одного хватит?

– Нам хотя бы Моню, – жалобно ответил Крендель.

– Вот видишь, – сказал Кожаный. – Все сходится.

– Все сходится, – сказал Барабан и принялся изумленно и яростно чесать свою бороду.

– Ну что же, – сказал Кожаный и обнял нас за плечи, – вот они, пять монахов. Все перед вами.

– Где? – не понял Крендель и даже заглянул под стол, нет ли там садка с голубями.

– Да вот они, – пояснил Кожаный, – в лото играют. А Моня – это я.

– Чего?

– Я и есть Моня, Моня Кожаный, – с некоторой гордостью подтвердил Кожаный. – Выкладывай, что у тебя.

– У меня? – сказал Крендель совершенно раздавленным голосом. – У меня ничего.

– Как ничего? Зачем же тогда пришел?

– Монахов мы ищем, – тупо сказал Крендель, оглядываясь, как загнанный зверь. Он никак не мог понять, да что же это такое – Моня, Великий белокрылый Моня – вдруг кожаное пальто, кепка, жилет.

И действительно, понять это было трудно, почти невозможно, но понять было надо, и Крендель напрягся, наморщивая лоб. Я-то уж давно все понял. Я понял, что Карманов – это вам не Москва, здесь все возможно, а если это тебе не нравится, лучше сюда не приезжать.

– Я и есть Моня Кожаный, – втолковывал Кожаный. – Говори, что у тебя? Кто вас послал?