Лемони Сникет - Липовый лифт

— Как, Гюнтер ушел? — переспросила удивленная Вайолет. — Но консьерж сказал, что он все еще здесь.

— Ничего подобного. Он оставил каталог всех вещей, которые будут выставлены на аукционе. Каталог в библиотеке, если захотите взглянуть на него. Мы уточнили кое-какие детали, связанные с аукционом, и затем Гюнтер отправился домой.

— Быть этого не может, — сказал Джером.

— Конечно, может, — ответила Эсме. — Он вышел через входную дверь.

Бодлеры переглянулись в растерянности. Они не понимали, каким образом Гюнтер ухитрился покинуть пентхаус незамеченным.

— Он спустился на лифте? — спросил Клаус.

Глаза Эсме широко раскрылись. Она молча открыла рот и снова закрыла, как будто она испытывала элемент «изумление».

— Нет, — вымолвила она наконец. — Лифт не работает, вы же это знаете.

— Но консьерж сказал, что он все еще здесь, — упрямо повторила Вайолет. — Мы его не встретили, когда поднимались.

— Значит, консьерж ошибся, — ответила Эсме. — Давайте кончим этот разговор, нагоняющий сон. Джером, поскорее отправь их в постель.

Бодлеры переглянулись. Их удивило, что этот важный разговор может вызвать только скуку и нагнать сон. Несмотря на изнурительный подъем, их усталость как рукой сняло, когда речь зашла о местонахождении Гюнтера. Мысль о том, что он сумел исчезнуть так же таинственно, как появился, взволновала их, и сон мгновенно пропал. Однако трое сирот хорошо знали, что и на этот раз им не удастся убедить Скволоров, как не удалось убедить их, что Гюнтер был никакой не аукционер, а Граф Олаф. Поэтому они пожелали доброй ночи Эсме и пошли за Джеромом через три танцевальных зала, мимо столовой для завтраков, потом через две гостиные и наконец добрались до собственных спален.

— Спокойной ночи, дети, — сказал Джером и улыбнулся. — После такого подъема все вы трое, очевидно, свалитесь, как чурбаны. Конечно, речь здесь не идет о древесных отходах. Я хочу только сказать, что, как только вы доберетесь до постелей, вас уже будет не растолкать.

— Мы поняли, что вы имеете в виду, Джером, — ответил Клаус. — И надеюсь, что вы правы. Спокойной ночи.

Джером улыбнулся детям, и дети улыбнулись ему в ответ, а затем снова переглянулись, прежде чем разойтись по своим спальням и закрыть за собой дверь. Дети знали, что они не свалятся, как чурбаны, а будут всю ночь беспокойно ворочаться с боку на бок от одолевающих их мыслей. Сироты гадали о том, где мог прятаться Гюнтер и как ему удалось их найти, и о том, какую новую гнусность он затевает. Они думали о том, где могли быть сейчас тройняшки Квегмайры сейчас, когда Гюнтер затеял охоту на них, Бодлеров. Еще гадали они о том, что означают три буквы «Г.П.В.» и могли бы они помочь им бороться с Гюнтером, узнай они это. Бодлеры метались и ворочались, их не оставляли тревожные мысли, и они все меньше походили на неподвижные деревяшки, а все больше на живых детей, попавших в сети зловещего и таинственного заговора. Такой бессонной ночи в их юной жизни им еще не выпадало.

Утро — лучшее время для размышлений. Когда ты только проснулся, но еще не встал с постели, самый подходящий момент взглянуть на потолок и задуматься о жизни, о том, что тебя ждет впереди. Утром, когда я пишу эту главу, я пытаюсь разгадать, есть ли хоть что-то в моем будущем, что поможет мнё распилить наручники и через окно с двойными запорами выбраться наружу. Что касается бодлеровских сирот, в то утро, когда солнце светило сквозь восемьсот сорок девять окон скволоровского пентхауса, бедные дети тоже гадали, принесет ли им будущее беду, которая, они чувствовали, подбирается к ним все ближе. Вайолет следила, как солнечные лучи озарили крепкий верстак без единого инструмента, стараясь представить себе, какой новый подлый план в это время зреет в голове у Гюнтера. Клаус, лежа в постели, тоже следил, как утренние лучи чертят узоры на стене, отделяющей его комнату от библиотеки, и тоже ломал голову над загадкой, каким образом Гюнтер так внезапно исчез, словно растворился в воздухе. И к Солнышку в спальню заглянул утренний луч и осветил мягкие игрушки, которые ей так и не пришлось покусать. Она внимательно следила за лучиком и думала, успеют ли они собраться втроем и обсудить свои непростые дела до того, как Скволоры придут их будить. Но эту проблему решить было проще всего. Самая младшая из Бодлеров первой выползла из спальни, подняла брата и открыла дверь в комнату Вайолет. Вайолет уже успела встать и теперь сидела за своим верстаком, подвязав волосы лентой, чтобы они не лезли ей на глаза.

— Тагеб, — приветствовала ее Солнышко.

— Доброе утро, — ответила Вайолет. — Я решила, если подобрать волосы, мне легче будет думать. И поэтому устроилась за этим верстаком как будто я что-то изобретаю, но пока ничего не приходит в голову.

— Это просто ужасно, что снова объявился Олаф, — сказал Клаус. — И теперь еще мы должны называть его «Гюнтер». Только этого нам не хватало. Но у нас нет никакого ключа к его гнусным планам.

— По-моему, он хочет наложить лапу на наше наследство, — ответила Вайолет.

— Клофи? — спросила Солнышко, что означало: «Это ясно, но каким образом?».

— Может быть, его замысел как-то связан с Модным Аукционом, — предположил Клаус. — Иначе для чего он стал бы представляться аукционером?

Солнышко зевнула, и Вайолет наклонилась, взяла ее на руки и посадила к себе на колени.

— Ты думаешь, он попытается выставить нас на аукцион? — спросила она Солнышко, когда та в задумчивости потянулась вперед погрызть верстак. — Он может договориться с кем-нибудь из своих жутких сообщников, они станут поднимать ставки все выше и выше и в конце концов выиграют. А мы окажемся у него в когтях, как бедные Квегмайры.

— Но ведь Эсме сказала, что выставлять детей на аукцион противозаконно, — напомнил Клаус.

Солнышко перестала грызть верстак и поглядела на брата и сестру.

— Нолано? — спросила она. Это примерно означало: «Вы думаете, что Скволоры заодно с Гюнтером?».

— Не думаю, — сказала Вайолет. — Они были к нам так добры. Про Джерома, по крайней мере, я так не думаю. Кроме того, они не нуждаются в бодлеровском наследстве. У них и без того полно денег.

— Но вот здравого смысла совсем не полно, — сказал грустным голосом Клаус. — Гюнтер ловко обвел их вокруг пальца: всего-то ему понадобилось для этого пара черных сапог, полосатый костюм и монокль.

— Плюс ко всему этому он одурачил Скволоров, заставив их думать, что покинул дом, — добавила Вайолет. — Но консьерж был уверен, что Гюнтер не уходил.

— Гюнтер и меня одурачил, — сказал Клаус. — Как он мог уйти так, чтобы не заметил консьерж?

— Не знаю. — Голос у Вайолет был совсем несчастный. — Это какая-то картинка-загадка, но ее невозможно решить, так как недостает очень многих частей.