Горизонты техники для детей, 1964 №1

Спортсмены всего мира тщательно готовятся к Олимпийским играм, которые состоятся в столице Японии Токио в 1964 году. Немногим жителям нашей планеты удастся побывать на этом всемирном показе спортивных достижений. Но все болельщики рассчитывают на телевизионные передачи из Токио.

Как известно, передача телевизионных изображений достигается при помощи системы приёмно-передающих станций. На пути из Японии в Европу надо было бы построить очень много таких станций. А сколько пришлось бы построить станций, чтобы зрители Америки могли увидеть Олимпийские игры? В наш век, век спутников, люди нашли выход из такого затруднительного положения. В ночь с 11 на 12 июля 1962 года впервые удалось принять в Европе телевизионную передачу из Соединенных Штатов Америки через Атлантический океан посредством американского спутника «Тельстар». К сожалению, в аппаратуре, установленной на «Тельстаре», имелись конструктивные ошибки, и станция вскоре перестала работать.

Французская почта в честь первой телевизионной передачи выпустила 2 марки. На первой изображен радиотелевизионный центр в Племер-Боду, а на второй — земной шар с двумя, станциями в Андовере и в Племер-Боду, спутник Тельстар и телевизор.

Это же событие было отмечено почтовым агентством княжества Монако. После запуска американского спутника «Эхо» (1960 г.) в Америке была выпущена марка с изображением этого спутника.

С каждым годом появляется всё больше и больше марок, посвященных телевидению. Недавно в Чехословакии отмечалось десятилетие телевидения, сопровождавшееся выпуском серии марок. Познакомьтесь с двумя марками из этой серии. На одной из них изображена телевизионная мачта с телевизионным приёмником и камерой, а на второй — зрители, сидящие у телевизора.

На марке Германской Демократической Республики вы видите телевизионную камеру на фоне телевизора.

Мы с вами являемся свидетелями того, как быстро и успешно развивается и улучшается телевизионная техника. Во многих странах проводятся уже передачи цветного телевидения, в лабораториях научно-исследовательских институтов разрабатывается новая аппаратура для пространственного телевидения.

Мария Левенгук, скромная девушка из города Дэльф в Голландии, не любила выходить на улицу. Она старалась не появляться на глаза людей, чтобы не слышать постоянно насмешек над её отцом, которого так сильно любила,

Напротив дома, где они жили с отцом, на углу небольшой улицы, находился прилавок худой Герти, торговки грибами. Каждый раз, увидев Марию, торговка непременно кричала:

— Эй ты! Дочка ученого-мученого! Вышла наконец… А что поделывает твой мудрый отец? Ха-ха-ха! Опять в свои причудливые стеклышки рассматривает блох или мух?!

А толстая Гендрике, торгующая овощами, делая вид, что защищает девушку, покрикивала:

— Ну, полно тебе, Герти! А ты, Мария, ведь умница, отец тебя любит, значит многое для тебя сделает. Повлияй на него. Скажи, что он уже немолодой, да и пост занимает ответственный… Как никак, а стражник ратуши! Подумаешь, дело большое стёклышки шлифовать. Шлифует-то их хорошо, а продавать никому не хочет, только в доме мусорит. Слушай-ка, Мария-душечка, а это правда, что он… прости меня господи… блох через свои стёклышки наблюдал?

— Не блох, а жало блох, — стыдливо призналась девушка. — Даже мне показывал.

Мария Левенгук оживилась.

— Гендрике, ты себе даже не представляешь, что это за чудо! Жало остренькое и гладенькое. А кончик тоньше, чем самая острая иголочка…

— Жало блохи! Что за вздор? Неужели от этого блох станет меньше?

И она громко и заразительно захохотала, рассказывая услышанное прохожим.

Заплаканная, Мария вернулась домой. Ещё бы, ведь весь город смеялся над её любимым отцом. Да, когда жила мама и у них был свой ларек, всё было по-другому. Отец тоже был другим, только потом… Начал он шлифовать стекла, делал для них золотые, серебряные или медные оправки. А иногда целыми часами рассматривал волосинку на своей руке или ус кота.

«Ученый, — думала Мария. — Неужели может стать ученым сын пивовара, человек без высшего образования, знающий всего лишь голландский язык. Можно ли назвать ученым человека, который наблюдает в свои стёклышки всё, что попадёт под руку? А стёкла шлифует он действительно хорошо».

Мария вспомнила, как в прошлом году к ним приехал богатый, «настоящий» ученый из Англии. Просил отца продать ему за любую цену одну из линз или открыть секрет шлифования. Отец не продал.

«..чудной он стал какой-то, — продолжала размышлять. — Зачем потом смеялся и говорил, что показал гостю самые плохие линзы, и что у него есть такие, каких даже она, его дочь, не видела. Наблюдает, потом что-то рисует на бумаге и опять наблюдает. И так изо дня в день. Нужда уже на пороге…»

Девушка посмотрела в корзинку, принесенную с базара.

«Мало купила, ничего не поделаешь. Денег нет», — грустно подумала она и направилась в комнату отца.

Антони Левенгук как всегда сидел у окна и что-то внимательно рассматривал в линзу.

— Что нового, Мари, — спросил он растерянно. — Завтракать зовешь, да? Сейчас приду, только нарисую одну любопытную вещичку…

И повернувшись спиной, принялся за любимое дело.

— Папа! — не выдержала Мария; — все смеются надо мной и над тобой. Не надо больше…

— Смеются, говоришь, — прищурился отец, — хорошо! Посмотри и прочти вот это письмо из Лондонского королевского общества. Те не смеются, а просят прислать все рисунки без исключения…

Мария взяла письмо.

«Кто же отцу перевел его? — подумала она».

— Хотят, чтобы я раскрыл им секрет шлифования и прислал несколько линз.

— А ты сделаешь это?

— Никогда! — почти крикнул-старик. Все надо мной смеются, а я действительно ещё очень мало сделал. Дам им свои рисунки жал пчел, лапок вшей, мозга мух… Пусть знают, как это выглядит. Если бы мне удалась одна вещь, тогда… может быть… — и отец Марии не закончил, принявшись опять за дело.

Мария почувствовала, что ей никогда не уговорить неугомонного отца.