Питер Акройд - Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

Саму королеву допросили на собрании Королевского совета. В какой-то момент свидетели в Гринвичском дворце могли наблюдать, как Анна Болейн заклинала короля простить ее, держа на руках малютку-дочь; однако этого было недостаточно. Вскоре раздался залп пушки, возвещая народу о том, что некую знатную особу или члена королевской семьи заключили в Тауэр. По прибытии она пала на колени и взмолилась «Господу с просьбой о помощи, ибо не совершала она того греха, в котором ее обвиняют». Узнав, что Смитон и Норрис находятся среди заключенных, она воскликнула: «О, Норрис, неужто ты осудил меня? Сейчас же ты в Тауэре вместе со мной, и вместе мы умрем; Марк, и тебя ждет та же участь».

В беседах со своим тауэрским стражником, сэром Уильямом Кингстоном, она вспоминала некоторые более ранние разговоры:

Анна Болейн. Почему ты не создашь свою семью?

Генри Норрис. Я подожду еще немного.

Анна Болейн. Ты ждешь у моря погоды; если что-нибудь случится с королем, тебе придется остаться со мной.

Генри Норрис. Пусть мне снесут голову с плеч, если я когда-нибудь помышлял такое.

Запомнился и диалог с Марком Смитоном:

Анна Болейн. Почему ты так печален?

Марк Смитон. Это не важно.

Анна Болейн. Не стоит ждать, что я стану говорить с тобой как со знатным вельможей, ведь ты простолюдин.

Марк Смитон. Нет, нет, госпожа. Мне достаточно одного взгляда.

Эти фразы никоим образом не являются доказательством вины, но и не кажутся совершенно невинными. «Представлять себе смерть короля», подобно Анне, само по себе было актом измены. Присяжным не составило бы никакого труда вынести ей обвинительный приговор. Королевский суд теперь обратился против нее, почуяв, в какую сторону дует ветер. Лишь у Кранмера оставались сомнения. «Я в таком замешательстве, — признался он королю, — что мой разум совершенно сбит с толку; никогда еще ни об одной женщине я не был лучшего мнения, чем о ней».

Четверо обвиняемых предстали перед судом в середине мая, в Вестминстер-Холле, в то время как судебный процесс над Джорджем Болейном должен был пройти в присутствии членов палаты лордов в Тауэре. Один лишь Смитон сознался в совершении преступления, повторив свое признание, что трижды вступал в любовную связь с королевой. Остальные своей вины не признали. Сообщается, что при первом допросе Норрис признался в содеянном, однако позже отказался от своих слов. Всех их приговорили к смертной казни.

Прибыв в Тауэр, королева обратилась к коменданту тюрьмы, сэру Уильяму Кингстону, со словами: неужто ей суждено взойти на эшафот, так и не удостоившись правосудия? «Даже самый бедный подданный короля, — ответил он, — заслуживает правосудия». Его ответ заставил ее рассмеяться. Она прекрасно понимала, что ей не под силу выстоять перед гневом и подозрительностью короля. Вместе с братом ее препроводили в Большой зал Тауэра и допросили в присутствии двадцати семи пэров королевства, в знак уважения к их статусу. «Нет. Это все, что я могу ответить вам, — сказала королева, — не обнажая наготы тела своего. Всем тем, кто обвиняет меня, я могу лишь сказать „нет“, и они не смогут привести ни одного свидетеля». Анну и ее брата обвинили в государственной измене, наказанием за которую для королевы являлось сожжение на костре. Впрочем, обезглавливание посчитали достаточной карой. Комендант Тауэра сообщил ей, что «все произойдет без боли, совершенно незаметно».

«Я слышала, — ответила она, — что палач хороший мастер, а у меня такая маленькая шея». С этими словами она обхватила горло руками и расхохоталась. 19 мая, незадолго до полудня, ее возвели на эшафот, сооруженный в стенах Тауэра. Нервничая, она постоянно оглядывалась назад, словно боясь быть застигнутой врасплох. Она стала первой королевой в истории Англии, которую обезглавили. Точный возраст Анны Болейн на момент казни неизвестен, однако по примерным оценкам ей было чуть за тридцать. Когда палач поднял отрубленную голову, глаза и губы еще шевелились. Тело затем бросили в обычный сундук из вяза, в котором хранили стрелы.

Генрих позаботился о том, чтобы его брак с Анной был расторгнут на основании ее любовной связи девятью годами ранее, не осознавая, по-видимому, что она не могла бы совершить адюльтер, не будь его женой. Так или иначе, король хотел вычеркнуть ее из своей жизни, изгладив любое воспоминание о ней. Правильно ли он поступил — вопрос, который остается спорным со времени самих событий. Некоторые предполагают, например, что Анна Болейн стала жертвой заговора, учиненного Кромвелем или консервативной фракцией монаршего двора.

И все же здравый смысл подсказывал, что подобная авантюра таила бы в себе большую опасность. Все обвиняемые были хорошо известны при дворе; Джордж Болейн приходился братом Анне и занимал высокое положение, а Генри Норрис был близким другом самого короля. Было бы верхом безрассудства впутывать таких людей в сговор, не имевший никаких мотивов. На судебном процессе вслух зачитали все детали о времени и месте совершения преступления. К примеру, первое обвинительное заключение гласило, что «королева 6 октября 25 Ген. VIII [1533] в Вестминстерском дворце словом и т. д. побудила и склонила некоего г-на Генри Норриса, одного из камердинеров личных королевских покоев, к незаконному сношению с ней; сие деяние было совершено в Вестминстере, 12 октября 25 Ген. VIII». Описанные подробности, возможно, не совсем точны, однако само их присутствие указывает на наличие веских и убедительных доводов против подозреваемых. Это не было лишь туманным обвинением, построенным на слухах и кляузах. К чему инкриминировать подобное пяти господам, четверо из которых пользуются известностью и уважением, когда было бы достаточно и одного?

И обвинениям поверили. Согласимся, что никто по своей воле не осмелился бы воспротивиться желаниям короля, но показательно, что все двадцать семь пэров единодушно признали факт совершения королевой инцеста с собственным братом. Два больших и одно малое жюри вынесли решения по делам остальных обвиняемых.

Представляется возможным, по крайней мере, что Анна Болейн была не настолько невинна, как пыталась всех убедить. Вероятно, она добивалась других мужчин в отчаянном стремлении родить мальчика, которого страна приветствовала бы как наследника престола, тем самым обезопасив собственную жизнь и судьбу своей семьи в обозримом будущем.

Еще один аспект судебного процесса был сокрыт от внимания посторонних. Утверждали, что королева якобы поведала жене Джорджа Болейна о мужском бессилии короля. Во время заседания Джорджу Болейну передали листок бумаги, где излагались подробности случившегося, для личного ознакомления. «Король не искусен в сношениях с женщиной и не отличается ни нравственностью, ни мужским достоинством». В насмешку ли, или бравады ради он прочитал содержимое записки вслух. Подобный поступок не всегда свидетельствует о порядочности. Этот поступок обвиняемого бросил дерзкий вызов суду и подлил масла в огонь. Анна Болейн не отрицала, что Джордж распространял слухи о подлинном отцовстве принцессы Елизаветы. Поговаривали даже, что ее настоящим отцом был сэр Генри Норрис. По прошествии стольких веков никто уже не сможет сказать доподлинно. Как говорится, ищи ветра в поле, а правду — на дне морском. Лучшим эпиграфом к событиям весны 1536 года служат строки одного из ненадолго осужденных за связь с Анной, поэта Томаса Уайетта [16] О нем см.: Уайетт Т. Песни и сонеты. М.: Время, 2005; Кружков Г. Очерки по истории английской поэзии. Поэты эпохи Возрождения. Т. 1. М.: Прогресс-традиция, 2015. С. 31–44. Уайетт (1503–1542) был арестован одновременно с Анной Болейн в мае 1536 г., но 14 июня освобожден из Тауэра то ли по распоряжению Кромвеля, то ли благодаря ходатайству отца (там же, с. 38). :