Питер Акройд - Основание. От самых начал до эпохи Тюдоров

Экспедиция, которую сопровождала стая лебедей, покинула Саутгемптон 11 августа и отправилась к берегам Нормандии; герцогство принадлежало семье Генриха — по крайней мере, так он утверждал, — и высадиться на этой земле уже само по себе означало заявить о своем праве собственности. Генрих осадил город Арфлёр в устье Сены, но эта победа далась ему нелегко: город продержался пять недель, и все это время люди Генриха страдали от поноса из-за незрелых фруктов. Тем не менее он взял верх; лидеры города сдались, и Генрих немедленно начал строить планы превратить город в английскую колонию. Поскольку Арфлёр был связан рекой с Руаном и Парижем, он был желанной позицией.

Во время кампании король был несгибаемым и суровым ревнителем дисциплины; именно поэтому он добивался успеха. Он тщательно все планировал, одновременно поддерживая управление администрацией в Вестминстере. Кроме всего прочего, он обладал огромной энергией; на турнире, на охоте, на поле битвы он был быстрым и безжалостным. Как будто бы странным образом предчувствуя свою раннюю кончину, Генрих производил впечатление человека, который всегда торопится.

Из Арфлёра он повел своих людей на северо-восток к Кале; они прошли 75 километров, но тут король получил неприятные новости о том, что французская армия ждет его на правом берегу Соммы. Он был вынужден изменить маршрут, пройдя по левому берегу Соммы до того места, где можно было безопасно двигаться дальше. Путь до Кале предполагалось пройти за восемь дней, но английская армия перешла через реку только две недели спустя. Люди короля были утомлены и голодны, но, несмотря на присутствие французской армии, тенью следующей за ними, Генрих приказал им идти на Кале. Все понимали, что, прежде чем добраться до города, ему придется столкнуться с врагом.

24 октября Генрих увидел французов; согласно автору «Деяний Генриха V» (The Deeds of Henry V), они, как стая саранчи, собрались около деревни Азенкур. Один из английских командиров громко взмолился Богу о том, чтобы у него появилось еще 10 000 лучников, но король сказал ему, что они и без того находятся под защитой Господа. На эту ночь Генрих разместил своих людей на отдых и строго приказал соблюдать тишину; музыка и песни, доносившиеся из французского лагеря, были слышны очень хорошо. На рассвете король, прежде чем сесть на коня, прослушал три мессы; на шлем он надел золотую корону. Затем он приказал армии выдвигаться на позиции. У него было примерно 8000 человек против французского войска из 20 000. Была и еще одна очень значительная разница: среди англичан было 6000 лучников с длинными луками, в то время как среди французов их было очень мало. Они полагались на защиту своей брони. Итак, англичане выстроились в тонкую линию, тянущуюся вдоль поля битвы, выставив стену из щитов, как когда-то делали англосаксы, или «тонкую красную линию», как в битве при Балаклаве в 1854 году. Прошедший ночью сильный дождь превратил землю в жидкую грязь. В течение трех часов — с девяти утра до полудня — две армии, не двигаясь, стояли лицом друг к другу.

Затем Генрих взял на себя инициативу, опасаясь, что враг может ждать подкреплений. «Пришло время, вся Англия возносит за нас молитвы! — закричал он. — Так не падайте духом, и двинемся вперед! Во имя всемогущего Господа и святого Георгия! Знаменосец, вперед! Святой Георгий, помоги нам в этот день!» Его солдаты преклоняли колена, каждый из них клал в рот щепотку земли как напоминание о том, что все смертны и однажды всем предстоит обратиться в прах; это была альтернативная форма Святого причастия. Английские лучники выдвинулись вперед примерно на 600 метров, остановились и воткнули в мягкую землю заостренные колья для защиты от лошадей и вооруженных рыцарей. После этого они прицелились и обрушили град стрел на сбившихся в кучу французов, немедленно устроив в их рядах кровавую бойню. Французская кавалерия атаковала, но люди и лошади натыкались на колья.

Основные силы французской армии двинулись вперед, но из-за большого количества людей они были неповоротливы и действовали бестолково. Стрелы английских лучников делали свое дело, и лошади, оставшиеся без наездников, только вносили еще бо́льшую панику во французские ряды. Мертвые тела уже лежали грудами на грязной земле, и более проворные английские солдаты смогли прорваться внутрь огромной стенающей массы врагов. Две трети от оставшейся армии французов обратились в бегство. Генрих все еще не был полностью уверен в победе: треть вражеской армии оставалась на поле боя и было захвачено множество французских пленников, лишившихся оружия и находившихся в тылу. Опасаясь угрозы с их стороны, король приказал перебить этих людей. Это приказание шло вразрез с кодексом рыцарства, который запрещал казнить безоружных пленников, и было невыгодно для английских солдат, рассчитывавших получить значительный выкуп за тех, кого захватили в бою. Тем не менее Генрих приказал отряду из 200 лучников убить всех французов. Можно только сказать, что в крови и пылу битвы он объяснил себе свои действия какой-то насущной необходимостью. Что это было, мы не знаем. К счастью, королевское распоряжение было выполнено не полностью, и много сотен благородных пленников пережили резню во время битвы при Азенкуре.

После боя король беспрепятственно добрался до Кале, откуда после нескольких дней отдыха отплыл в Англию. Его прибытие в Лондон 23 ноября стало большим событием в государстве. 20 000 горожан встречали Генриха в Блекхите, приветствуя его как «властителя Англии, цвет всего мира, солдата Христова». На Лондонском мосту для встречи короля были воздвигнуты две огромные фигуры мужчины и женщины; на всем пути по городу его сопровождали королевские гербы с изображениями льва и антилопы и хор ангелов, поющих: «Благословен будь тот, кто приходит во имя Господа». Путь к собору Святого Павла украшали другие гигантские фигуры, телеги с живыми картинами и затейливые за́мки; короля, одетого в простую пурпурную мантию, приветствовали группы певцов, держащих венки. В тот же год Генрих начал носить куполообразную, или императорскую, корону, сделанную по образцу той, которую носил император Священной Римской империи; она представляла собой «имперскую диадему из золота и драгоценных камней» и указывала на то, что Генрих воссоздавал императорский сан.

Несущий выгоды мир не сразу последовал за успехом в бою. Ни одна победа, пожалуй, не приносила такого ничтожного результата. Мышцы, которые были напряжены, теперь снова расслабились, и кровопролитию было дозволено прекратиться. Правда, репутация короля значительно укрепилась; теперь он выглядел любимцем самого Господа, человеком, находящимся под его защитой. Право его династии на царствование было очевидным образом подкреплено. Единым духом он стал одной из ведущих фигур европейских королевских дворов. На практическом уровне это выразилось в том, что парламент даровал ему новые преимущества в налогообложении и гарантировал пожизненную пошлину на экспорт шерсти и кож.