Питер Акройд - Основание. От самых начал до эпохи Тюдоров

В этом первом восстании участвовала еще одна фигура, достойная особого упоминания. Генрих Тюдор, граф Ричмонд, был потомком Эдуарда III через незаконную связь Джона Гонта, которая позднее была признана законной. Когда Генрих VI умер в Тауэре, Тюдор фактически стал главой ветви Ланкастеров. В результате он решил бежать во Францию, где мог избежать внимания Эдуарда IV и защитить себя, пока дом Йорков был на подъеме.

Когда власть перешла к Ричарду III, Генрих Тюдор стал самым значительным противником нового режима, таким образом приобретя еще больше влияния из-за неприятных обстоятельств, сопутствующих восхождению Ричарда на престол. Также Генриха поддерживала его мать. При посредничестве доктора из Уэльса, который пользовал обеих знатных дам, леди Маргарита Бофорт связалась с Елизаветой Вудвилл, все еще пребывавшей в убежище в Вестминстерском аббатстве. Они пришли к соглашению о том, что Генрих Тюдор должен жениться на дочери Елизаветы Вудвилл Елизавете Йоркской и, таким образом, соединить дома Йорков и Ланкастеров. Это соглашение явно указывало на то, что вдовствующая королева знала: ее сыновья умерли. По какой бы еще причине она стала поддерживать притязания другого человека на трон?

Получив эти гарантии, Генрих отплыл в Англию во время восстания Бекингема; только два из его пятнадцати кораблей не были сокрушены бурей во время плавания, и, когда он подошел к побережью Дорсета, выяснилось, что восстание закончилось с позором. Поэтому Генрих вернулся в Бретань, и за ним последовали бунтовщики, сумевшие избежать королевской расправы. Тюдор фактически учредил еще один двор во Франции.

Некоторое время Ричард был в безопасности. Он попытался укрепить свои позиции, выдвигая северян на те должности, которые ранее занимали магнаты с юга, хотя, конечно, среди южан он был непопулярен. Они не хотели «чужаков» в своих ширах, где управление обычно осуществлялось тесной группой родственников. Каждый шир, в сущности, был семейным бизнесом. Теперь король отнимал у них имущество и денежные средства — так сказать, активы их компаний.

Вполне возможно, что о сущности дальнейшего правления Ричарда судили несправедливо из-за не предвещающего ничего хорошего начала. У него были все задатки жесткого и даже безжалостного администратора. Король учредил «совет севера», чтобы сплотить свои силы в этом регионе, и этот совет показал себя настолько необходимым инструментом управления, что продолжал существовать в середине XVII века. О его рвении к общественным делам говорит то, что за два года через руки Ричарда прошло более 2000 официальных документов. Все привлекало его внимание — от приготовлений к битве до косьбы сена в Уорике. На синоде 1484 года видные деятели церкви обращались к его «благороднейшему и священному расположению». Возможно, таким был стандартный язык прошений, но он столь значительно отличается от привычных описаний Ричарда III, что достоин упоминания. Более доброжелательное восприятие короля подчеркивают и слова народной баллады «Шотландское поле» (Scottish Field), где говорится:

Также король приобрел репутацию хорошего законодателя. Когда позднее лондонский олдермен не согласился с кардиналом Уолси насчет предложенного тем насильственного взыскания, он напомнил прелату, что такие чрезмерные налоги запрещены статутом Ричарда III.

— Сэр, — сказал Уолси в своей обычной высокомерной манере, — я восхищаюсь тем, что вы ссылаетесь на Ричарда III, который был узурпатором и убил собственных племянников! Как же человек, который сделал столько зла, может издавать хорошие постановления?

Олдермен ответил: «Хотя он совершал зло, в его время вышло множество хороших постановлений, которые король создавал не единолично, но с согласия всего органа, управляющего королевством, то есть парламента». Таким образом, вопреки созданному Тюдорами мифу о злобном горбуне, воспоминания о добром царствовании Ричарда III жили в Лондоне в течение пятидесяти лет после его смерти. Фрэнсис Бэкон, лорд-канцлер другого короля, комментировал «политику и разумные законы», принятые первым и единственным парламентом Ричарда III.

Благочестие, граничащее со страстью к морализаторству, кажется, были самым устойчивым свойством его характера. В акте, заявляющем его притязания на трон, король объявил правление Эдуарда IV царствованием того, кто из-за «лести и подхалимства, сладострастия и излишеств следовал за советом людей высокомерных и порочных, а также неумеренных в своей алчности и презирал людей добродетельных и благоразумных…». Похоже на то, что он действительно считал Вудвиллов «похотливым» скотом и поэтому считал убийство двух принцев средством очищения правящей элиты.

Через два месяца после выхода в свет этой нападки на Вудвиллов король разослал английским епископам циркулярное письмо, где заявил, что горячо желает «увидеть, как растет добродетель и чистота жизни». Возможно, это было всего лишь актом публичного благочестия, но после смерти жены и единственного сына Ричард составил более личную молитву, в которой просил Господа: «Освободи Твоего слугу короля Ричарда от всего горя, страдания и муки, которые я несу с собой». Его сын Эдуард умер в возрасте одиннадцати лет, весной 1484 года; ненадежность линии Йорков была ясна всем. Жена Ричарда последовала за своим ребенком в могилу в начале следующего года. Король, по сути, остался один на свете, терзаемый «горем и страданием», на которые он горько жаловался в своей молитве.

Можно обнаружить и еще один интересный аспект его религиозности. Ричарду принадлежала копия Нового Завета в переводе Уиклифа, а также «Видение о Петре-пахаре» Уильяма Ленгленда; обе эти книги были запрещены церковным синодом 1408 года. Это отдавало лоллардизмом и более аскетической версией католицизма. Можно смело заключить, что Ричард интересовался неортодоксальным и более строгим вероисповеданием, что полностью согласуется с тем, что можно предположить о его жестком характере. Если он вершил дело Господа, то его не терзали угрызения совести.

Смерть жены освободила его и заставила искать другие брачные союзы. В то время появились нешуточные сообщения о том, что Ричард планирует жениться на Елизавете Йоркской, старшей дочери Елизаветы Вудвилл, таким образом разрушив ее помолвку с Генрихом Тюдором. Ходили даже слухи, что король отравил свою жену, чтобы вступить в новый брак, но не похоже, что он был способен жениться на девушке, чьих братьев убил. Даже по нормам той суровой и жестокой эпохи такой союз не мог считаться освященным Господом. В любом случае его презрение к Вудвиллам было хорошо известно.