Питер Акройд - Основание. От самых начал до эпохи Тюдоров

Характер Томаса Бекета всегда вызывал расхождения во мнениях. Его репутация святого великомученика затмевала все остальные его черты. Он был человеком, который всегда хотел играть значительную роль. Как и более поздний английский святой великомученик Томас Мор, Бекет всегда был на сцене. Он лишился своих двадцати четырех смен шелковых одежд и надел грубую рясу из мешковины, под которой копошились вши. Он жил на хлебе и воде и зарастал грязью. Внутри одного человека яростно боролись противоположности, и в этом отношении можно сказать, что он полностью отвечал средневековому духу. Бекет был горд и глуп, а также полностью уверен в своей правоте.

Едва став архиепископом в 1162 году, Бекет тут же начал противостоять королю. Он отказался давать шерифам Кентербери разрешение на отправку денег в королевскую казну, потом начал оспаривать решение короля о том, что священнослужителей, которых церковные суды признали виновными, следует передавать для наказания в руки светских властей. «У вас нет власти командовать епископами», — заявил Бекет. Но именно это король и хотел делать. Он собирался восстановить королевскую власть над английской церковью в стиле нормандских королей. Они не допускали вмешательства папы в дела Англии, а папские легаты могли въезжать в страну только по приглашению короля. Поведение Бекета как агента престола Святого Петра привело короля в ярость. Генрих не оспаривал священную власть церкви, он просто требовал, чтобы она не вмешивалась в права и обязанности трона.

Если король начинал гневаться, то гнев его был устрашающим. Злость была особенностью Анжуйской династии, черной и яростной силой, которая сметала все на их пути. Один придворный записал случай, когда «король, охваченный своим обычным гневом, сорвал с головы шляпу, порвал пояс, разорвал свой плащ и одежды, содрал шелковое покрывало с кушетки и сидел во всем этом, как будто в какой-то навозной куче, жуя соломину». Таков был человек, который стал смертельным врагом Томаса Бекета. Король вознамерился уничтожить епископа.

В начале 1164 года Генрих и его советники выпустили состоящие из шестнадцати пунктов так называемые Кларендонские постановления, в которых королевская власть противопоставлялась интересам и требованиям папы. Вначале Бекет согласился на эти предложения, явно покривив душой, но потом дал обратный ход, отказавшись подписать документ. Осенью того же года король созвал в Нортгемптоне совет, где присутствовали епископы и великие лорды королевства. На этот раз Бекет был обвинен в неуважении к двору и приговорен к штрафу, но король готовил дальнейшие меры. Бекету было приказано отчитаться за все средства, которые прошли через его руки как королевского канцлера, а также за те суммы, за которые он считался ответственным. Генрих не дал ему никакого пространства для маневра. Тогда Бекет решил эффектно обставить свое появление. Он въехал во двор зала заседаний Нортггемптона в своем официальном костюме, сжимая в руках большой крест.

Эта история стала широко известна и, возможно, при многочисленных пересказах обросла различными подробностями. Когда Бекет спешился, к нему подошли несколько епископов, которые попытались забрать у него крест.

— Если король будет размахивать своим мечом, — сказал один из них, — так, как ты сейчас размахиваешь своим крестом, то как можно надеяться на примирение между вами?

— Я знаю, что делаю, — ответил Бекет. — Я взял этот крест для защиты моей персоны и английской церкви именем Божьим.

Затем он вошел в зал, где запретил епископам выдвигать против него какие-либо обвинения. Король потребовал, чтобы только лорды объявили приговор архиепископу. Бекет отказался его выслушать.

— Каким бы я ни был, — заявил он, — я ваш пастырь, а вы владельцы имений, носители власти, светские люди. Я не буду слушать ваших суждений.

Он вышел из зала с крестом в руке, провожаемый криками «Предатель!». Вскоре после этого Бекет тайно покинул страну.

Он отправился в Санс, где папа Александр III находился вместе со своим двором в изгнании, и припал к ногам понтифика. В длинном выступлении Бекет разоблачил высокомерие и отсутствие благочестия у короля, пытающегося разрушить власть церкви, и упомянул о своей роли как архиепископа: «Хотя я, сам не желая того, принял на себя эту ношу, именно человеческая воля, а не повеление Божье заставило меня так действовать». Он во всем обвинял Генриха: «Что же удивительного тогда в том, что я оказался в затруднительном положении?» Рыдая, Бекет сорвал епископское кольцо со своего пальца: «Передаю в твои руки, Отец наш, архиепископство Кентерберийское». Некоторые из присутствующих кардиналов надеялись, что папа положит кольцо в свой карман, поскольку вовсе не хотели конфликтовать с королем Англии. Но Александр III вернул кольцо. «Получи еще раз из наших рук, — сказал он Бекету, — символ своей епископской власти».

Генрих, лишившись своей жертвы, впал во вполне предсказуемую ярость. Поскольку он не мог добраться до самого Бекета, король дотянулся до его людей в Кентербери. Их земли были конфискованы, а их родственников обязали поручиться за них; они были изгнаны из своих домов и стали заложниками королевской воли. Первый акт драмы был завершен.

Генрих II не говорил по-английски, используя только французский или латинский. Возможно, это вполне приемлемо для короля, который только треть своего правления провел в Англии, а остальное время — в Нормандии и других французских провинциях. Он родился в Ле-Мане и умер в Шиноне — оба этих города находились в его наследственном владении; он был очень глубоко привязан к стране своего отца. Генрих по анжуйской моде носил короткий плащ, а не длинные нормандские одежды. Анжуйская империя, в сущности, была частным феодальным владением. Генрих не признавал никакой «внешней политики», кроме той, что преследовала его интересы и давала ему выгоды. И в этом он не отличался от других правителей своего времени.

Заслугой управленцев Генриха было то, что Англия не испытывала никаких волнений в долгие периоды пребывания короля во Франции; это еще одно проявление силы правительства в стране. Ключ к нему — в эффективном управлении или, скорее, в эффективном использовании. Различные налоги и пошлины росли по-разному, но все эти щитовые деньги, пошлины в пользу сюзерена и земельные налоги теперь перешли в область интереса лексикографов, а не экономистов. Достаточно сказать, что королевская власть не подвергалась сомнению. В 1170 году Генрих сместил всех двадцать трех шерифов королевства, подверг их следствию и снова назначил только шестерых из них. Такого не могло случиться во времена правления Стефана.