Пётр Алешковский - Как новгородцы на Югру ходили

– А Югра-то как? Станет с нами меняться?

– Хороший товар везёте, – Ахмыл головой кивнул. – Будут шкуры, если Воршуд разрешит.

– Какой ещё такой Воршуд? – спросил Никита. – Князь югорский, что ли?

– Воршуд – бог югорский. У колдуна – главного шамана фигурка Воршуда есть. Шаман жадный очень хитрый, как лиса, все люди его боятся. Что шаман скажет – всё сделают. Много подарков дарить надо, может, добрый станет.

– Ну как, братья-новгородцы, доверимся Ахмылу пойдём по морю Студёному? – спрашивает Моисла Попович у воинов. – Не впервой ведь новгородца по морям путешествовать. В шведские земли каждый год купцы ходят, случалось и мне караваны те водить – тоже не ближний свет, а мы отважимся теперь, дойдём туда, куда никто не хаживал.

– Какой разговор! – зашумели дружинники. – С хорошим проводником любая дорога не страшна. Все с тобой пойдём!

Полдня по Двине плыли. Издалека ещё шум услыхали. Вот оно, море, – грозное, холодное. Вода серая. У берега не пройти. Торчат камни из воды. Встречаются с хороший дом величиной, а на них трава морская зелёная и пена: наскочит ладья, вмиг разобьёт в щепки, а прибой по всему побережью раскидает.

Парус надулся дугой, того гляди, сорвёт. Пять дней и ночей по морю плывут. Лепёшек поедят да рыбы вяленой, водой из бочонка запьют. Неспокойно море: валы перекатывает, вода через борт заливается – только успевай черпаком работать. Одежда отсырела. Холодно на воде, люди продрогли, устали всем во сне земля мерещится.

Тут настоящая буря началась, налетела шквальны вихрем.

Паруса сорвало, плотную парусину, что и нож трудом режет, как тряпку разорвало. В каждом насаде по два, по три весла не досчитались. Долго Никита в берег всматривался. Увидал, наконец, между камням просвет, решился – направил ладью к берегу.

Выкинуло корабли на прибрежный песок. Оттащили люди из последних сил насады подальше от разбушевавшегося Студёного моря и рядом на песок попадали. Сил не было даже костёр развести.

Никита первый заметил – пропал один насад. Где от своих отстал, что с ним случилось? Разве углядишь? Три дня на берегу стояли, ждали. Костры-дымники днём жгли, а по ночам большой огонь разводили. Всё надеялись: вдруг заметят, приплывут? Не заметили. Не приплыли. Погиб корабль, а с ним тридцать новгородцев. Сурово море – взяло добычу, назад не отдаст.

Наконец море успокоилось, как будто и не был бури вовсе. Столкнули корабли с берега, дальше поплыли.

Летят за ладьями чайки, кружатся в воздухе, кричат, суетятся, и веселей у людей на душе становится. Не одни они в этой водной пустыне.

Плывут новгородцы по морю, вдруг с одного корабля кричат:

– Река!

– Это Печора-река, – говорит Ахмыл, – старик сказывали, тут горы близко.

Долго плыли. Ахмыл стал места узнавать – бывал здесь прежде. Уверенно караван повёл. Из Печоры в речку поменьше свернули, потом еще в одну.

– Что это впереди, в тумане, высокое, тёмное? спрашивает Матвейка.

– Горы! Горы! – закричали дружинники. – Неужто доплыли?

Высокие стоят горы, верхушки в облаках теряются. А на берегу – селение.

Все жители к кораблям высыпали. Незнакомые люди приплыли, как не посмотреть! Новгородцам тоже интересно – необычный народ югричи. В меховых рубахах-кухлянках, что через голову надеваются. Сапоги и те из мехов. Богатый, видать, край, если все в меховую одежду рядятся.

Впереди всех старик шаман, колдун главный, а за ним чуть поодаль помощник его с большим бубном. У шамана рубаха-кухлянка нитками разноцветным расшита. Шапка с тремя лисьими хвостами, а на сапожка мягких уши куньи болтаются на верёвочках. На груди бусы костяные и ожерелье из клыков медвежьих: силу медведя оно шаману даёт. Ниже бус висит на шнурке блестящая фигурка человечка в юбочке. Руки в бока упёрты, словно собой похваляется, а сам смотрит косо, недоверчиво.

Ахмыл вперёд с Моиславом Поповичем вышел, переводит слова воеводы:

– Издалека к вам в гости пожаловали. Принимайте с миром. Хотим меха на железные вещи менять. Будете торговать?

Увидал шаман ножи, топоры и бусы, что Моислав Попович на земле разложил, – в глазах огонёк загорелся. Недобрый, жадный. Снял с шеи человечка, к каждому предмету приложил, поднёс к уху, затем сам что-то прошептал. Снова на шею повесил. Выхватил вдруг у помощника бубен, в пляс пустился.

– Это он у бога своего, Воршуда, разрешения просит с нами дружить, – объясняет Ахмыл. – Видишь, висит на груди божок, он и есть Воршуд, в нём сил шаманская, колдовская. Из-за этого божка все шаман боятся.

И правда, замерли все югричи, смотрят, как шаман колдует. Оттанцевал шаман. Пот градом льётся – жарко в меховой кухлянке, а снять нельзя. Она тоже заколдованная.

– Воршуд не отвечает, – сказал шаман гостям. – Сегодня пировать станем, а ночью я ещё спрашивать буду. Проходите – вон на пригорке у реки вам место, там живите.

Пошли гости через посёлок – удивляются: бедно югричи живут, не как новгородцы. Вместо изб землянки маленькие, крыши дёрном обложены, Посередине очаг дымит, а вокруг шкуры лежат. И лето и зимой – у костра. Все в мехах, а бедняки – чудеса!

Новгородцы шатры разбили, стали лагерем. Выбрал Моислав Попович подарки побогаче – шаману. Надо задобрить, иначе меняться югричам запретит.

Ночь настала. Заснул лагерь. А часовые у костров ходят, с дремотой борются. И посёлок югорский спит, только собаки воют.

Вдруг среди ночи у новгородских шатров в бубен забили громко, закричал кто-то тоскливо-тоскливо, словно заплакал.

Выбежали новгородцы из шатров. Видят, шаман юлой вертится, только лисьи хвосты на шапке мелькают. В руке у шамана бронзовый человечек зажат, он им в воздухе всё время какие-то узоры выписывает.

– Обижен очень, – говорит Ахмыл, – мало дали. Воршуд ему запрещает меняться.

– Ну и хитрец, ну и жадина! – ухмыльнулся Моисла Попович. – Сколько же ему надо?

– Много надо, – объясняет Ахмыл, – ему все подарки приносят. Он и привык, сам не охотится.

– Ладно, скажи, пускай спать идёт, завтра разговаривать будем, – наказал Моислав Попович.

Матвейка раньше всех проснулся, побежал на речку умываться. Ополоснул лицо холодной водой и бегом к костру – греться. В траве, около кострища, гляди – блестит что-то. Нагнулся… а там человечек бронзовый – шаманий божок! И совсем не страшный, маленький. Схватил его – и бегом к отцу.

– Надо отдать, – Моислав Попович нахмурился. – Пошли скорей к шаману, а то скажет, что мы украл – не миновать беды.

Около шаманьей землянки весь посёлок югорски собрался. Смотрят, как шаман у дверей по земле катается волосы на себе рвёт, кричит что-то.